Николай Некрасов - Полное собрание стихотворений. Том 1

Не ищет он обидных сожалений,

И мы не видим внутренней борьбы,

Ни слез его, ни тайных угрызений,

И ежели сразит его судьба,

Нам смерть его покажется случайной,

И никому не интересной тайной

Останется сокрытая борьба,

Убившая страдальца…

(Между 21 мая и 7 июня 1855)

О филантропы русские! Бог с вами!

Вы непритворно любите народ,

А ездите с огромными гвоздями,

Чтобы впотьмах усталый пешеход

Или шалун мальчишка, кто случится,

Вскочивши на запятки, заплатил

Увечьем за желанье прокатиться

За вашим экипажем…

(Между 21 мая и 7 июня 1855)

Ты меня отослала далеко

От себя – говорила мне ты,

Что я буду спокоен глубоко,

Убежав городской суеты.

Это, друг мой, пустая химера -

И как поздно я понял ее.

Друг, во мне поколеблена вера

В благородное сердце твое.

(Лето 1855)

Фантазии недремлющей моей

И опыта мучительного дети,

Вы – планы тысячи поэм и повестей -

Вы нерожденные должны погибнуть в Лете.

(Лето 1855)

О, не склоняй победной головы

В унынии, разумный сын отчизны.

Не говори: погибли мы. Увы!-

Бесплодна грусть, напрасны укоризны.

(29 августа 1855)

Не знаю, как созданы люди другие,-

Мне любы и дороги блага земные.

Я милую землю, я солнце люблю,

Желаю, надеюсь, страстями киплю.

И жаден мой слух, и мой глаз любопытен,

И весь я в желаньях моих ненасытен.

Зачем (же) я вечно тоскую и плачу

И сердце на горе бесплодное трачу?

Зачем не иду по дороге большой

За благами жизни, за пестрой толпой?

(1855 или 1856)

Не гордись, что в цветущие лета,

В пору лучшей своей красоты

Обольщения модного света

И оковы отринула ты,

Что, лишь наглостью жалкой богаты,

В то кипучее время страстей

Не добились бездушные фаты

Даже доброй улыбки твоей,-

В этом больше судьба виновата,

Чем твоя неприступность, поверь,

И на шею повеситься рада

Ты < > будешь теперь.

(1855 или 1856)

Семьдесят лет бессознательно жил

Чернский помещик Бобров Гавриил,

Был он не (то) чтоб жесток и злонравен,

Только с железом по твердости равен.

(1855 или 1856)

Кто долго так способен был

Прощать, не понимать, не видеть,

Тот, верно, глубоко любил,

Но глубже будет ненавидеть…

(1855 или 1856)

Так говорила (…) актриса отставная,

Простую речь невольно украшая

Остатками когда-то милых ей,

А ныне смутно памятных ролей,-

Но не дошли до каменного слуха

Ее проклятья,- бедная старуха

Ушла домой с Наташею своей

И по пути всё повторяла ей

Свои проклятья черному злодею.

Но (не) сбылись ее проклятья.

Ни разу сон его спокойный не встревожил

Ни черт, ни шабаш ведьм: до старости он дожил

Спокойно и счастливо, денег тьму

Оставивши в наследство своему

Троюродному дяде… А старуха

Скончалась в нищете – безвестно, глухо,

И, чтоб купить на гроб ей три доски,

Дочь продала последние чулки.

(1855 или 1856)

И на меня, угрюмого, больного,

Их добрые почтительные лица

Глядят с таким глубоким сожаленьем,

Что совестно становится. Ничем

Я их любви не заслужил.

(1855 или 1856)

О, пошлость и рутина – два гиганта,

Единственно бессмертные на свете,

Которые одолевают всё -

И молодости честные порывы,

И опыта обдуманный расчет,

Насмешливо и нагло выжидая,

Когда придет их время. И оно

Приходит непременно.

(1855 или 1856)

Мы разошлись на полпути,

Мы разлучились до разлуки

И думали: не будет муки

В последнем роковом "прости".

Но даже плакать нету силы.

Пиши – прошу я одного…

Мне эти письма будут милы

И святы, как цветы с могилы -

С могилы сердца моего!

(28 февраля 1856)

Витязь горестной фигуры,

Достоевский, милый пыщ,

На носу литературы

Рдеешь ты, как новый прыщ.

Хоть ты юный литератор,

Но в восторг уж всех поверг,

Тебя знает император,

Уважает Лейхтенберг.

За тобой султан турецкий

Скоро вышлет визирей.

Но когда на раут светский,

Перед сонмище князей,

Ставши мифом и вопросом,

Пал чухонскою звездой

И моргнул курносым носом