Алексей Годин - Адаптированный Гораций

Алексей Годин

Адаптированный Гораций

Последние круги Летнего сада I Почти из Пушкина В Петрополе гуляя у залива Я всматривался в небеса лениво И жуткие знамения увидел. Волну отъяв небесного прилива Крутилося веретено лазури И утка синевы сучила нити. Мой друг упал из рук киндзмараули, А разум проникал прямые сходства: Чего века, я понял, ожидали Произвело в итоге вычитанье И ничего в остатке не осталось. Земля и небо были неспокойны. Деревья трепетали, стылый ветер Драл парусину с рей, трепал прически Простоволосых модниц синеглазых. Так начиналася агония природы И пустота в моих очах зияла; Я вопль издал и дикий и беззвучный И он сердца прожег летящих серафимов Зане горел не уголь, но порода, Звучал не человека глас -- народа. На набережной парусиной ветер Трещал, я чайку мертвую увидел У волнолома; садилось солнце. Как первенец, отчаливший последним, Моя любовь с надеждой умирали, А жизнь и кончилась, и продолжалась. Вода как будто что-то отражала, Но роль свою забыла, и журчанье Уже невразумительно цедила. Так отходя иные в небо смотрят Дабы погоды верные приметы Узнать на случай, если откачают. Прохожие куда-то уходили, Но как за камнем воды, стылый воздух За ними, канувших стерев, смыкался. Исчезновенья не узрев последних Я с каждым новым дуновеньем с моря Терял обличье, погружаясь в бездну. Друзья с ушами, душки серафимы! Утеха сфер, начальники эонов! Махая крыльями и сокрушаясь Сокрылся образ ангельского чина И выполнив предписанные сроки Мы возвращаемся в исходное безличье. Я шел домой и хлопали тугие Парадных двери; мертвецы, вестимо Спешили встретиться с друзьями, Из темных окон доносилась свара За место прожитой бесцельной жизни И мне навстречу плыли косяками Жильцы гробов, насельники кладбища, Бельмом сияя, что варена рыба, Могильников ближайших горожане, Они толпясь совали всюду руки И шаркали расслабленно ногами. Где пролегла прогулка роковая Роилась их порука круговая. Темнело. Я домой вернулся в чувствах Расстроенных, в волнении дичайшем. Вы дети, ты жена, моя душа Объята ужасом! и гибелью полна. Смертельно то, чему я очевидец. Мело, за окнами носилась буря, Волна толкнула в бок гранитный берег И хлынула на улицы, сметая Наследье дней, которые мы знали; Дыбя гнедого, как ему пристало По волнам царь разгневанный носился, Валькирии ужасные летали, А мраморные львы сбивались в стаи, Мяуча дико; безголовый ангел За вереницей белых серафимов С крестом летал над черною Невою Безумие картины довершая. Они утихли, вволю побуянив. На кухне Дант с женою пили вина, Он говорил: " Я видел эти виды В адах естественных ", и вскоре некто Увел его, а темнота замкнулась. Тьма обступила все и сжала город И светлой чернотой она горела На стогны черный свет бросая. Покойных ветром уносило в море. Мосты свели, волнение утихло. Мело, снежинки падали на землю Беззвучно ожидавшую кончины. Ничем погибель не знаменовалась.

II Протыкают сердце иголки синие, Проживаю я на Десятой линии. За углом дается халва ванильная, За спиной смыкается тьма могильная. У меня в кармане кулек с конфетою, Неминучей кажется эстафетою. За иглой ушко, как в рванине тающей, Слава Богу, путь находит мерцающий.

III Полтора мертвеца Из Батюшкова Мессала. Ты летишь по блеющим волнам Где ночь могильная насквозь озарена Зияньем колтуна косматой Береники, Девичий хоровод в беспоясных туниках Тебя уводит в круг, все босы и легки Как души в юности, и груди их крепки Летейской чернотой. В болотистом Аиде Я жертвы принесу карающей Киприде Чтоб дни твои вела, как некогда блесной Той равнобедренной и пылкою весной, Красавицы сустав сведя крестообразно, Во власти пламени, влекущего к соблазнам, Златые времена! Скрипящая кровать Томимой Делии, где некогда страдать, Прогулки с Цербером, приемы Персефоны, На небе чудные рублевские плафоны, На стогнах городских архангелов посты И через Стикс ночной понтовые мосты -Я помню вас, друзья! Забудешь ли такое? Пусть жилы боевой биение тугое Стремнины бдителя, которого играл -Суровый славянин, я стопы не считал -Разбудит Миноса дворцовые угодья, Что возле Гатчины, в летейски половодья Там Делия жила и мучила свирель Пытаясь превозмочь доставшую капель. Там мох благоухал и ели трепетали, Я за базаром не следил и мне внимали, Винище жрали мы и каждая бутыль Весенних чувств моих не миновала брыл. Невидимые за стигическим порогом Мы шли за Делией к Эребовым отрогам, Ты чушь несла, жена, крутя веретено, Пряла и как могла бодяжила вино; Где Приапеи край и острова святые Глядишь, сокочут ли развратницы младые, Там улиц майских лен летел заподлицо И Коцита дуга смотрела мне в лицо; Мне виден зоркий мир и я готов стараться, Уж Маша в шлепанцах летит! власы струятся По воздуху, в дверях задумчивый супруг Вкушает отходной оторванный досуг И зацветает лавр и киннамона лозы, У Флегетона мирт, на Ахеронте розы.