Ованес Туманян: Лореци Сако

В ущелье Лори, там, где сдвинуты скалы,

Где грозны и дики утесов оскалы,

Столпившись, уставя свой пристальный взор,

Упорно нахмурились выступы гор.

Внизу, у подножья, дик и безумен,

Стремясь через камни, неистов и шумен,

Из пасти низвергнувший пенистый след

Бушует и вьется мятежный Дэв-Бэт…

О берег скалистый он бьется и брызжет,

Потерянный берег цветущий свой ищет,

И слышен рев сквозь тишь:

Ваш-вишь… ваш-вишь…

Из темных пещер, из таинственных гор

Тысячегласый доносится хор, -

Безумное эхо свой дикий напев

Несет к берегам, где беснуется Дэв…

И грозный рокот слышен:

Ваш-вишь… ваш-вишь…

Ночами, когда лунный луч боязливый

В ущелье к волнам проникает игриво,

В глубокой и тайной ночной темноте

Миры оживают в сокрытом бытье…

И все воскресает в глубоких горах,

И дышат в ущельях угрозы и страх…

На крутом холме монастырь стоит,

На вершине той – крепость грозная,

Лишь совиный крик из теснин летит,

Стынет в ужасе ночь беззвездная…

Только крест немой средь ущелий гор

Устремил во тьму свой старинный взор.

Домик между скал спрятан глубоко.

Этой ночью в нем одинок Сако:

Двое было их, но другой – пастух,

Знать, попутал бес, – отлучился вдруг…

Ведь немало дел, дом-то далеко,

И ушел чабан. Одинок Сако.

И зачем ушел? Может, за мукой -

На собачий корм, овцам – соли взять…

О жене объят был пастух тоской,

Тещиной яичницы вздумал скушать зять,

Бросил баранту и ушел домой,

А амкал овец всех угнал с зарей…

Дремлют скалы, ночь темна…

И Сако без сна, -

Снял мокрые лапти с пастушьих ног,

Чулки повесил на свой камелек,

И, прикурнув, чуть прилег…

Размяк Сако, – одинок…

Ну что ж, если в хижине он и один, -

Способен ли трусить такой исполин?

Взгляни-ка на этот огромнейший стан!

Разлегся как будто в лесу дуб-титан;

А если он встанет и дрему стряхнет

И кованый посох-дубину возьмет,

Да кликнет и свистнет озлобленных псов,

А сам, как утес, дик и к бою готов, -

Тогда лишь увидя его, ты поймешь,

Зачем вор и зверь чуют робкую дрожь

И, исполнены жалкого страха,

От его убегают пapaxa [Землянка, где пастух проводит зиму]…

Товарищи, точно такие, как он,

Хранят еще с юности дружбы закон,

И каждую ночь, собираясь гурьбой,

Натащут дровишек, и теплой избой

Владеет волынка, сплетясь со свирелью, -

И песням нет края, конца нет веселью.

Но холод и мрак этой ночью глубок.

Товарищей нет, и Сако – одинок.

Безмолвно склонившись на край камелька,

Задумался он… Вдруг, – из разных сторон,

Откуда – куда, про былые века

Старой бабушки сказки возникли, как сон…

И невольно Сако вспоминать стал о них,

О духах, видениях, призраках злых, -

Как они, кривоногие, ночью встают,

Хороводы ведут, веселятся, поют…

И, как в образе ведьм и колдуний поток

К тем приходит в ночи, кто, как он одинок.

Как из мрака пещер для полночных затей

Возникают в горах тени темных чертей.

Если поздно идешь по ущелью меж гор,

Слышишь зов и знакомый обманчивый хор…

Как люди, они затевают пиры

Средь зурн и лихой барабанной игры…

И бабушки речи из призрачной дали

Пугливо, прозрачно в ночи зазвучали.

– Сако, скорей на пир иди,

На нашу свадьбу погляди!

Мы пляшем среди игр лихих

И дев – красавиц молодых…

Дам вкусных яств, иди, дружок!

Иди ко мне – дам пирожок!

Племянник мой! Мой сын! Мой брат!

Родной! Тебя я видеть рад!

Сако! Сако! Ты к нам иди!

На эту деву погляди!

Веселой пляски жизнь полна…

Тара-ни-на… Тара на-на…

И тени, уродливо-гадки и дики,

Толпой несуразной, – кошмарные лики, -

Надвинулись тяжко, стоят перед ним,

И темен их облик и неумолим…

Привиделись призраком страшным ему -

И двинулись медленно в черную тьму..,

Кто прошел? Хищный волк? Быстроногий олень?

Иль коза камень сдвинула вниз со скалы?

Чья мелькнула в ночи мимо хижины тень?

Кто явился из гор средь таинственной мглы?

Может, лист от прохлады ночной задрожал,

Или робкий мышонок в углу прошуршал?

Иль овца проблеяла средь зги?

Вдруг Сако показалось: шаги…

Пришли… Тихо стали за дверью, – и вот

Он умолк, притаившись…

И, слушая, ждет…

Кто в камине камушки сыпнул?

Кто сейчас в оконце заглянул?