Андрей Дементьев - Азарт (сборник стихов)

И годы наивность поправили мудро:
Не могут взаимны быть
Вечер и утро.
И радость и горе.
И правда и ложь.
Доверье и хитрость.
Улыбка и нож.

А время спешит и проносится мимо.
И в этом оно бесконечно взаимно.
Как наша любовь
И как наша печаль,
Как «Здравствуй»,
Когда далеко до «Прощай»…

Поэзия жива своим уставом.
И если к тридцати не генерал,
Хотя тебя и числят комсоставом,
Но ты как будто чей-то чин украл.

Неважно, поздно начал или рано,
Не всё зависит от надежд твоих.
Вон тот мальчишка — в чине капитана,
А этот старец ходит в рядовых.

Пусть ничего исправить ты не вправе,
А может, и не надо исправлять.
Одни идут годами к трудной славе.
Другим всего-то перейти тетрадь.

От обид не пишется,
От забот не спится.
Где-то лист колышется
Пролетела птица.

Из раскрытых окон
Полночь льётся в комнату.
С неба белый кокон
Тянет нити к омуту.

Искупаюсь в омуте,
Где кувшинки плавают.
Может, что-то вспомнится,
Что, как встарь, обрадует.

А рассвет займётся
Может, все изменится.
В душу свет прольётся.
Ночь моя развеется.

Это правда:
Чтобы долго жить,
Надо чаще видеться с друзьями.
Я всё продолжаю мельтешить
Встречами, поступками, стихами.
Но однажды брошу все дела,
Сяду в самолет «Аэрофлота»…

Друг не ждал.
Душа его ждала,
Веря в неожиданность полёта.
Так же побросав свои дела,
Соберутся милые мне люди.
Около весёлого стола
Мы о дружбе говорить не будем.

Только память станет ворошить
Те слова, когда вернусь до дому.
Не затем,
Чтоб после долго жить.
Просто жить не стоит по-другому.

Ещё одной звезды не стало.
И свет погас.
Возьму упавшую гитару.
Спою для вас.

Слова грустны.
Мотив не весел,
В одну струну.
Но жизнь,
Расставшуюся с песней,
Я помяну.

И снова слышен хриплый голос.
Он в нас поёт.
Немало судеб укололось
О голос тот.

И над душой — что в синем небе
Не властна смерть.
Ах, чёрный лебедь,
Хриплый лебедь,
Мне так не спеть.

Восходят ленты к нам и снимки,
Грустит мотив.
На чёрном озере пластинки
Вновь лебедь жив…

Никем не встреченный, нежданный
Примчался он тайком в Париж.
Но ни восторгов барабанных,
Ни ликований — только тишь.

И, вспоминая Ватерлоо.
Метался в гневе до зари.
И словно траур по былому.
Темнел печально Тюильри.

Уже отряхивал колена
Мир, ненавидевший его,
Что отомстит Святой Еленой
За то былое торжество,

Когда кумир ногами топал
В нетерпеливости своей.
И вся монаршая Европа
Толпилась в страхе у дверей.

…Министр полиции Фуше,
Посол его придворной черни,
Злорадно радуясь в душе,
Ждёт от кумира отреченья.

Но что-то медлит узурпатор.
Всегда в своих решеньях скор.
На самый горький свой парад он
Придёт прочесть им приговор.

И в руки радостному гному
Его вручит. И ахнет враг,
Как от великого к смешному
Он сделает последний шаг.

Так вот оно какое, Ватерлоо!
Где встретились позор и торжество.
Британский лев грозит нам из былого
С крутого пьедестала своего.

Вот где-то здесь стоял Наполеон.
А может быть, сидел на барабане.
И шум сраженья был похож: на стон,
Как будто сам он был смертельно ранен.

И генерал, едва держась в седле,
Увидел —
Император безучастен.
Он вспомнил вдруг,
Как на иной земле
Ему впервые изменило счастье.

Я поднимаюсь на высокий холм.
Какая ширь и красота для взора!
Кто знал,
Что в этом уголке глухом
Его ждало бессмертие позора.

Непишущий поэт — осенний соловей…
Как отыскать тебя среди густых ветвей?
И как истолковать твое молчанье?
От радости оно или с отчаянья?

Я помню, как ты плакал над строкой,
Не над своей, а над чужой посмертною.
Я в нашу юность за тобой последую.
Ты душу мне тревогой успокой.