Елена Сунцова - Голоса на воде

XIV
На крыше или на горе,
цветущей над зелёным морем,
стоишь и видишь корабли,
ушедшие за край восхода.
— Земля, земля! — кричишь, не помня
того, что понял на земле,
которую забыл охотно,
как только от неё отторг
себя и спутника, с которым
взошёл, невзвидел, разлюбил.
Мне больше некого бояться
и словно нечего терять,
здесь тот же воздух, те же птицы,
не в клетках, вольно гнёзда вьют
и нас уже не замечают —
пожалуй, можно и спускаться,
теперь неважно, что одна.

XV
Иду, оглядываясь на
твой город, город, город, город,
отчаяние и парящий,
над небом вознесённый змей —
всего отчётливее видно,
как он взлетает и поёт
в потоках воздуха восшедших.
Как договаривались, ты
его не отпускаешь нитку,
и, проходя аэропорт,
я отличу от самолёта
его, поскольку змей — в одной
сияющей от взгляда точке,
а самолёты — догоняй
не догоняй, не остановишь.
Не останавливайся, не
забудь, что я иду навстречу.

XVI
Мы будем холоду и сну,
обнявшись, радоваться, голос
померкнет, будучи зарыт
под одеяла и окончен
тяжёлой тёплою зимой,
чем ближе, тем ему ненужней
звучать, где тишина, там дом:
позвякивание посуды,
поскрипыванье половиц,
похлопыванье дверцы шкафа —
здесь стали голосу равны
и пойманному сном дыханью.
Живым отсюда не уснуть,
и, улыбнувшись, я открыла
окно и выпустила дым.
Горит восток зарёю новой.
Светает, скоро рассветёт.

XVII
Он был там и вернулся, сел
и попросил густого чаю,
облокотился, протянул
ладонь, услышав дождь; окно
в соседнем доме колыхнулось,
мигнуло и пропало, он,
себя увидев, ужаснулся,
но не по-новому, закрыл
глаза — и сон его окутал.
Она была к нему спиной,
смотрела на горящий чайник,
рассказывала: в тот же день,
как ты уехал, на пороге,
под лестницей, нашла змею —
в клубок свилась, ушла тогда лишь,
когда плеснула кипятком.
Дом слушал и стонал от ветра.