Сергей Соколкин - Соколиная книга

Земля меня простит, и устоят основы,
и кровь уйдет в песок, стекая по челу.
Все будет, как теперь:
вначале было Слово.
Но мало помнит кто —
зачем и почему.

Боже, внемли мне! Господи правый,
для чего Ты оставил меня?!
Я далек от спасенья и славы.
И не ведаю ночи и дня.

Славословит Тебя, Боже Святый,
мой Израиль в великих скорбях,
я же червь, Твоей волей зачатый,
от груди уповал на Тебя.

Но пришли они тучной толпою;
пляшет алчная злоба в глазах.
Пролились мои силы водою,
я иссох и повержен во прах.

Распинают меня – тем плачу я
за любовь к Тебе в жизни земной.
Псы презренные, гибель почуя,
повзбесились и брызжут слюной.

Веселятся враги, кровью агнца
смыть желая грехи пред Тобой…
И на кости мои тыча пальцем,
делят ризы мои меж собой.
Спаси, Боже! – Твое славлю имя! —
И продлит Твою волю мой род:
Он придет,
кто страдания примет
за меня и за весь мой народ.

Николаю Ивановичу Тряпкину

Дано нам жить под строгим небом —
у верной Родины в горсти,
чтоб, умирая,
русским хлебом
по всем окопам прорасти.

Как сеятель в часы восхода,
Любовь,
что Господом дана,
бросает
только в чрево рода
свободы вечной семена.

Когда по людным площадям
тащили умершее Слово,
то были пращуры готовы
открыть нам тайну россиян.

Кумиры падали в пути
в полузабытые могилы,
вставая с новой —
крестной силой —
дар откровения снести.

И, опалимы светом тьмы,
рвались мы к осиянным странам,
крича ушедшему: «Осанна!»
И причастились Слову мы…

Душа моя – языческих кровей,
оставленная Богом без ответа,
что ты бурлишь, как древний Колизей,
живую плоть желая сжить со света?

Крепись. И пусть сегодня на кресте
ты никого не видишь сквозь завесу,
но даже в этой – мнимой пустоте
сжигают когти дьяволы и бесы.

Душа моя, лишь память сохрани —
шести часов последней той недели:
над миром тьма, враги одежду делят…
– Или, Или! Лама Савахфани!

Гряди ж, Исусе Господи, скорее…
Утробу выжги матери-земли,
покуда мы,
из рода в род зверея,
тьму душ своих на трон не возвели.

В их вязком мраке —
с мудростью совиной
полуживую память теребя,
рождаясь,
рвем скорее пуповину —
заражены
свободой от Тебя.

А по Руси шакалов диких свора
ширь бороздит – за костью дармовой.
Дай умереть от рук ночного вора,
в своей крови крестившись пред Тобой.

Скорей гряди,
пока нетленны Цели
того Завета, что прошел века.
А мы и Новый не уразумели,
а уж без Третьего
жить не хотим никак.

О Господи, не искушай мя Словом,
не посвящая в замыслы свои.
Ты, как мечом, крестом своим Христовым,
любя, мне душу с телом раздвоил.

Пустив по ветру обе половины…
Но Вера, Моисея помяня,
проторенным путем – за пуповину —
сквозь годы в вечность повела меня.

И дух стенал вне опыта и школы,
когда, свистя,
из будущих времен
за ним неслись предвечные монголы,
воссев верхом на гробе на моем.

В земной утробе – в корневищах рода
пытался я привить Твой Идеал.
Со всех времен, ветров и падших Родин
я свой народ по крохам собирал…

Да будет так, – земной удел не вечен.
Иду Тобой, как старовер в огонь.
О Господи, лиши мя дара речи
иль это Слово в мыслях узаконь.
Последний договор с Тобою, Спасе,
среди людей… А там воздастся пусть.
След Сущего в земных трех ипостасях —
Я, и Народ мой, и Святая Русь.

Крест не на всех есть в обличенном мире.
И, веруя в себя, как в анекдот,
толпа беснуется и ждет кумира.

И гвозди предвкушает для него…

Прав по гроб
Предвидевший, что будет.
Оплатив судьбой труды Иуд,
жертвы палачей своих не судят, —
на Голгофы
день за днем идут.

Откровеньем зрелищ бредит воздух.
В материнской святости своей
женщины клянут веками гвозди.

И для них рожают сыновей…