Луиш де Камоэнс - Лузиады

Всех капитан сумел заворожить,
Восторг всеобщий речь его снискала.
И смог король туземный оценить
Тех, кто державе положил начало,
Кто смог врагов смертельных разгромить,
Чью доблесть слава вечная венчала.
Он восхищался мужеством народа
И храбростью бывалых мореходов.

Из уст в уста средь свиты расходились
Известия о доблестных скитальцах.
Их мужеству придворные дивились,
Глаз не сводили с гордых португальцев.
Но вот уж над волнами появились
Те кони, коих Фаэтон-страдалец
Не удержал. Они скрывались в море,
И во дворец король вернулся вскоре.

Как сладостно звучит повествованье
О мужестве, о дней прошедших славе!
Оно сердца на добрые деянья
Толкает, возвышая честь державы.
И юношей зовет на поле брани,
Их заставляя позабыть забавы,
И зависть в них здоровую рождает
К героям, коих лира воспевает.

Сам Александр не столько вдохновлялся
Ахилла незабвенного делами,
Как песней он бессмертной упивался,
Гомера несравненного стихами.
И Фемистокл недаром признавался,
Что Мильтиада боевое знамя
И лавры, что героя увенчали,
Ему никак покоя не давали.

И Гама твердо доказать решился,
Что меркнет слава прежних мореходов,
Которыми доныне мир гордился,
Пред подвигом святым его народа.
Когда б великий Август не стремился
Возвысить Мантуанского рапсода,
То вряд ли тот проникся бы желаньем
Воспеть Энея храброго деянья.

Родит отчизна наша Сципионов,
И Цезарей, и Августов немало.
Но все ж под лузитанским небосклоном
Еще пора такая не настала,
Когда король бы чтил стиха законы,
Как Август просвещенный, что, бывало,
Слагал стихи о Фульвии несчастной,
Оставленной Антонием напрасно.

Пусть Цезарь галлов покорил мятежных
Война его от муз не отвращала.
Когда он оставлял свой меч железный,
То с твердостью рука перо сжимала.
И Сципион, бесстрашием известный,
Комедией был увлечен немало.
А Александр Гомером упивался,
С поэмами его не расставался.

Средь римских и ахейских капитанов
Невежд, глухих к искусству, не водилось.
Средь португальцев только, как ни странно,
К поэзии любовь не воцарилась.
Я повторяю с болью, неустанно,
Что больших бы побед страна добилась,
Когда бы муз прекрасных почитала
И звонких рифм созвучья понимала.

Раз нет у нас Гомеров вдохновенных
И песни нам Вергилия невнятны,
Не будет и Энеев дерзновенных,
Ахиллы не свершат свой подвиг ратный.
Сердца людей постигнет омертвенье,
Не воссияет свет им благодатный,
Их души безнадежно огрубеют,
В невежестве постыдном закоснеют.

И должен быть наш Гама благосклонным
К тем музам, что дела его воспели
И, движимы любовью прирожденной
К отчизне, ей хвалу сложить сумели.
Он, славной Каллиопой обделенный,
Чуждался муз веселых с колыбели.
Нимф Тежу избегал, не зная рвенья
Героем стать чудесных песнопений.

А нимфы Тежу с нежностью внимали
О подвигах и странствиях сказанью,
Мой скромный труд с восторгом восхваляли
И песнь мою встречали с ликованьем.
О, если б и герои понимали,
Что наши лиры, славя их деянья,
Бессмертием их щедро одаряют
И дверь пред ними в вечность отворяют!

Язычников достойный повелитель
В честь мореходов празднество устроил,
Желая, чтобы христиан властитель
Его своей приязни удостоил.
Он сокрушался, что его обитель
Так далеко заброшена судьбою.
Он предпочел бы близ столбов Алкида
Отдаться лузитанам под эгиду.

С восторгом португальцы предавались
Забавам средь друзей иноплеменных.
Охотно рыбной ловлей развлекались,
Как с Клеопатрой некогда Антоний.
Для них пиры богатые давались
Туземцами с радушием исконным.
Плодами их и дичью угощали,
Подарками их щедро одаряли.

Но свежий ветер, бурный и задорный,
Звал в океан могучий капитана.
Провизией запасся он проворно,
А тут явился кормщик долгожданный,
И капитан с печалью непритворной
Простился с властелином чужестранным,
Его радушье восхвалил сердечно,
Принес ему обеты дружбы вечной.

Просил у короля он дозволенья,
Чтоб каравеллам Лузова народа
Был вход всегда открыт без затрудненья
В его державы ласковые воды.
И в дружеском желал расположенье,
Чтоб крепло государство год от года,
Чтоб процветал народ великодушный,
Премудрому властителю послушный.