* * *
Ветхий, очень ветхий дом,
Редкий дом, в котором ром
Подают к обеду —
Я туда поеду!
Прохожу зеркальный зал,
Император танцевал
В нем с весёлой Настей,
А теперь-то страсти:
Посреди стеклянный гроб
И в гробу несчастный Боб,
Бывший сумасшедший,
Свой покой нашедший.
Ветхий, очень ветхий поп,
Обходя раскрытый гроб,
Шевелит кадило.
Вырыта-ль могила?
Глухо стонет ветхий дом,
Пьют в столовой крепкий ром
И ведут беседу…
Нет уж не поеду!
* * *
Стрелки бывают всякой масти.
Стрелок из лука очень смел:
Он не боится львиной пасти
Имея лук и пачку стрел.
Из пистолета на дуэли
Дурак стреляет в дурака.
Всегда из благородной цели
Он целит в лоб издалека!
Стрелок-охотник забавляясь
Стреляет в клубе голубей —
Из клетки голубь вырываясь
Летит — попробуй-ка убей!
Но есть ещё стрелки иные —
Глаза горят и просят дать
Их руки желтые худые…
А ну, попробуй отказать.
Пойдет он сгорбившись обратно.
Но нет обратного пути.
Он только что ушел от брата
И больше некуда идти.
* * *
В аптеке продается вата,
Одеколон и аспирин.
В аптеку входит бесноватый
И покупает апельсин.
Он получает по рецепту,
Прописанному Сатаной,
И, заплативши фармацевту,
Идет из лавочки ночной.
Луна сквозь облачную вату
Мерцает зеркалом витрин.
И ест поспешно бесноватый
Свой ядовитый апельсин.
* * *
На вокзале, где ждали, пыхтя, паровозы,
Вы спеша уронили три красные розы.
Ваш букет был велик, и отсутствия роз
Не заметил никто, даже сам паровоз.
На асфальте прекрасные красные розы,
Синий дым, как вуаль, из трубы паровоза.
Я отнял у асфальта сияние роз
И забросил в трубу — похвалить паровоз.
Это редкость: прекрасную красную розу,
Ожидая отход, проглотить паровозу.
И по вкусу пришлося сияние роз,
Как разбойник в лесу засвистел паровоз.
На стеклянном, огромном, бездонном вокзале
Мне три красные искры в ладони упали.
Зажимая ладонь было больно до слёз —
Мне прожгло мое сердце сияние роз.
* * *
Идут поэт и попрошайка
В обнимку через Красный мост,
За ними едет таратайка
И зазывает на погост.
Поэту холодно и зябко,
Он ходит в летнем пиджаке.
На попрошайке — просто тряпка
И две дыры на башмаке.
От смерти низкие перилы
Их отделяют в эту ночь,
Но нету у поэта силы
Предсмертный ужас превозмочь.
А друг его на таратайке
Уже умчался на погост…
Идет поэт без попрошайки
В сияньи через Красный мост.
* * *
На самом дне в зеленом жбане
В перелицованном жупане,
Не говоря ни да ни нет,
Сидит подстриженный поэт.
Над ним плывут по небу тучки,
Но он сложил спокойно ручки
И прикусил себе язык,
Сказав, что к этому привык.
И лебеди в порочном страхе,
И дева в ситцевой рубахе,
И розы, звёзды, соловей,
И с ними Дядька Чародей
Бегут в неистовом испуге
К уравновешенной супруге
Сказать, что стриженный поэт
Не говорит ни да ни нет.
* * *
Стоят в аптеке два шара:
Оранжевый и синий.
Стоит на улице жара
И люди в парусине.
Вхожу в аптеку и шары
Конечно разбиваю,
В участке нет такой жары,
А цвет сейчас узнаю.
Горит оранжевый рассвет
На синей пелерине.
Отлично выспался поэт
На каменной перине.
* * *
Скрылись бесы под плащом зелёным
Над землей застывшей навсегда
И пытаются железом раскалённым
Воскресить вчерашнее Ура!
Тучи ос — бесовская отрада —
Жалят мёртвые сердца людей,
И во тьме церковная ограда
Шелестит как стая лебедей.
Чёрный бык, передними ногами
Упершись в полузакрытый ров,
Сильными короткими рогами
Отрывает нужных мертвецов.
Месяц светит над невестой бывшей,
Освещает жёлтые поля,
И в пространстве звёздочкой остывшей
Вертится озябшая земля.
* * *
Как нежно ветер над полем стелется.
На нем равноправные лежат мертвецы.
Слегка по утру завеет метелица.
Рцы, Господи праведный, рцы!
Никто не верует да и не молится
Тебе, о Господи, лишь мертвецы.
Над ними месяц на землю клонится.
Рцы, Господи праведный, рцы!
Читать дальше