Герман Мелвилл: Стихотворения и поэмы

Но там, где яростный клинок
Повернут в ране, где страна
Мечом безжалостной Вражды
Озарена,
Где вера и закон молчат,
Где, лютой яростью вскипев,
Кровь горяча и ум горяч, —
Смирят ли Юг и Север гнев,
Чтоб мир вернуть земле усталой,
Вслед Розе Белой, Розе Алой?

Вера крепка, и крепка рука,
В бою безоглядно лют —
Стоунвол!
Но Злу служил его ратный труд,
И мы не о нем в строю пропоем —
Потомки его помянут.

Мертвец, ведь то, чем он жил, — мертво,
Не мог быть иным итог,
Стоунвол!
Свой путь он избрал и свернуть не мог:
В геенне войны так Делу верны
Джон Браун, штык и клинок.

Пусть он безжалостно нас крушил,
Наш суд не будет крутым,
Стоунвол!
Развеется слава его, как дым,
Ведь Злу не дано воздвигнуться, но
Храбреца мы скорбью почтим.

Серебром был подкован
Генеральский конь.
Был скакун первоклассный —
Заводила погонь.
Гром донесся ужасный:
Конь! скорее в огонь!
Живо — или пропали!
Там на наших напали!
Наши лучшие пали!
И помчал — только тронь!

Попона из горностая —
Больно битва грязна.
Белый — в красное пламя.
Больно жаль скакуна.
Разглядели в бинокли:
Вот он мчит, сатана!
В панике побежали.
Наши на них нажали.
Из-под копыт сверкали
Искры — в бой, старина!

На загнанную лошадь
Пули не пожалей.
Из-за ее проворства
Местность еще алей.
Филип Шеридан — наездник
Почище иных королей.
Раз — и победа наша.
И — кровавая каша.
Выпил полную чашу
Враг среди тополей.

В саване соболином
Лошадь похорони.
Видишь: вокруг лавиной
Трупов лежат они.
Рубка! какая рубка!
Ведомо искони:
Победителя славим,
Побежденного травим,
А погибших — избавим
От мышиной возни.

Изорван стяг, и прорван мрак —
Идет отряд солдат.
Не может медь не пламенеть
Мечей и тяжких лат.

Идет в молчанье легион,
А вождь их — где же он?
Но как в бою, идут в строю,
Порядок сохранен.

Их вождь (история гласит)
В сражении убит,
Но дух его ведет войска,
Не унывать велит!

Сна нет нигде. Нависла духота —
Гнетущая, как мука раздраженья,
Что в джунглях тигров охренных томит,
Кровь хищную алчбою распаляя.
Пространство крыш огромно и пустынно,
Как Ливия. Безмолвие кругом.
Но там, вдали, неясный ропот слышен —
Разгул кощунственного Мятежа.
Там, где пылает Сириус зловещий,
Поджог взметнулся пламенем багровым;
В потемках крысы ринулись на Город
Со складов, с кораблей… Как сон, исчезли
Законы и святыни, что недавно
Сердцам внушали трепет и покорность
И своеволью ставили предел.
Во тьму столетий человек отброшен…
Привет тебе, глухое рокотанье
И мерный шаг, что сотрясает стены!
Явился мудрый Дракон с канонадой —
Пусть поздно, но явился, утвердив
Кальвина кредо и монархов славных
Безоговорочную тиранию…
И Город воскрешенный благодарен,
Не замечая темного пятна
На догмате республиканской веры
В природное людское совершенство
И римский сан, не терпящий кнута.

Есть Ангел курчавый, губастый
И черный, как ночь.
Живет он в болоте, где скачут лягушки
(Как беглый, точь-в-точь).
Но он ополчился на Город,
Вон тот, на другом берегу
Залива, и дышит он, волны вздымая,
И гибель пророчит врагу.

А ночью над Городом спящим
На миг метеор завис
И с неудержимым, терзающим воем
Вдруг ринулся вниз,
Безумье и ужас на лицах
Своим озаряя огнем,
А там уж и взрыв: стоны, вопли, рыданья
И стен оползающих гром.

С тех пор то и дело ночами
Зловещая вспышка видна,
Мишень угадать невозможно,
И людям уже не до сна.
Они околдованы жутью,
И смерть к ним спешит, осмелев:
Седеют, худеют, хладеют —
Вот Ангела Черного гнев.

Он мог бы все разом разрушить,
Однако ж намного страшней
Отсрочкой дарить обреченных.
И люди под градом камней
Все дальше и дальше бегут,
Но вспышки и взрывы все ближе и ближе,
Ни там нет спасенья, ни тут,
Там — стен оседающих грохот,
Тут — пламени яростный вой,
И Город, квартал за кварталом,
Навек зарастает травой.