И на волну волна обрушится, круша,
Завоет, загудит, набросится недобро
Белесым чудищем на каменные ребра,
Обдав мой лоб огнем осколков ледяных,
Ах, если острия трезубцев водяных,
Исторгнутые мглой, мою исколют кожу,
Наперекор себе тогда я приумножу,
О солнце, похвалы и сердцу, и твоим
Лучам, дарующим рожденье нам двоим, —
Я кровью девственной тянусь к снопам огнистым,
И благодарна грудь под золотым монистом!
Когда любуясь высотой,
Глаза румяна щек вбирали,
И розы с Вечностью играли,
Застывшей в точке золотой
Неоживающих смятений,
Перед счастливой немотой
Затанцевал перевитой
Свободный пояс тонкой Тени.
Он от заката ускользал,
Струями воздуха прогретый:
Кольцом верховным с жизнью этой
Мое молчанье он связал.
Ты, наплывая, уплывало,
О сумрачное покрывало!
Какую тайну пьет в пьянеющем цвету
Возлюбленной моей дыханье колдовское?
Какой наивный луч, свечение какое
Питает женщины уснувшей красоту?
Подобных недругов не знать я предпочту:
Непобедимых снов безмолвно дно морское, —
Ты в торжествующем растаяла покое,
В ненарушимую закуталась фату.
О тяжесть забытья и мрака золотого,
Ты жутким сном своим вознаграждать готова, —
Под спелой гроздью лань уснула у ручья.
Пока душа грешит, в аду ища защиты,
Ладонью заслонясь, живая плоть твоя
Не спит и потому глаза мои открыты.
I
Cur aliguid vidi? [4] Зачем увидел я? (лат.) Овидий "Скорбные элегии", книга II.
О как сияешь ты, венец моих томлений!
Под вечер наконец прервался бег олений,
И в гуще тростников простерся я без сил,
Но жажду утолить у бездны не просил.
Нет! домогаясь чувств, неслыханных, быть может,
Загадочную гладь Нарцисс не растревожит.
О нимфы, из любви ко мне вы спать должны!
Вспорхнет бесплотный сильф — дрожите вы, бледны,
А стоит чахлому листку над узкой тропкой
Задеть нечаянно плечо дриады робкой,
Как вспыхивает жизнь в любом углу лесном...
Я наваждение питаю вашим сном:
Парящего пера его пугает трепет,
Пускай же до утра слепые вежды сцепит
Божественный покой, — от дремлющих наяд,
От неба облака меня не утаят!
Присниться вам хочу!.. без вас, ручьи лесные,
Я тщился бы найти сокровища иные,
Не зная ни тоски своей, ни красоты, —
К смущенной нежности взывал бы: "Где же ты"?
И, неутешенный чертами дорогими,
Рыдал бы о любви, даруемой другими...
Бесслезный, ясный взор увидеть ждали вы,
О нимфы, пленницы безветренной листвы,
Бесстебельных цветов и неподкупной сини, —
Увы, призвав меня к береговой трясине,
Вы в тростниковое слепящее кольцо
Замкнули смертное, смятенное лицо!
Блаженны слитые тела течений плавных,
А я один, один!.. О боги высей славных,
О вздохи, дайте мне остаться одному!
Как отзвук, я к себе приближусь самому,
Приблизившись к воде, ветвями осененной...
Вверху клинки лучей сменяет блеск граненый,
Надежду слышу там, где слышит речь мою
Покой, склонившийся к вечернему ручью,
Я чую бурный рост серебряной осоки,
И, дерзко обнажив померкшую струю,
Восходит диск луны предательски-высокий...
Восходит, вывернув наружу суть мою,
Восходит, высветив, как в сокровенном гроте,
Тоску, в которой я со страхом узнаю
Неодолимую любовь к своей же плоти.
Об этом шепчет мне ночного ветра дрожь,
И ни намека нет, что этот шепот — ложь,
Настолько тишина в ненарушимом храме
Едина с темными дрожащими ветрами.
О счастье пережить самодержавье дня
И мощь его, когда, последний жар храня,
Лицо зари в пылу любовном розовеет,
И от наполненной сокровищницы веет
Воспоминаньями оконченных трудов...
Но не собрать заре рассыпанных плодов:
С готовностью во прах она ложится алый,
Преображаясь в тень, где вечер спит усталый.
Какой уход в себя живет в лесной тиши!
Обещан божеству склоненный зов души,
Молящей о воде пустынной и спокойной,
Исчезновения лебяжьего достойной...
Не пьют пернатые из гладких этих вод,
Усталость нудит их оставить небосвод,
Отверстая земля сияньем манит стаю...
Увы, спокойствия я здесь не обретаю!
Едва поддастся мрак, чьи грезы так чисты,
И в бледном ужасе раздвинутся кусты,
Врагиня-плоть, скользнув из сумрака лесного,
Читать дальше