Лидия Червинская - Стихотворения

Не та любовь, конец которой счастье,
И не тоска, конец которой сон…

Но равнодушие, но холод беспристрастья,
Но сумеречный свет от трех окон.
Скорей бы наступила темнота
(А в ней к утру распустятся каштаны.)
Зачем мы поняли – так грустно и так рано,
Зачем мы поняли – не та любовь, не та,
И боль не та, которой смерть конец…

Но равнодушие нетронутых сердец,
И что-то в них, чему и я поверю,
Все потеряв и пережив потерю.

Кто сказал, что самое ужасное,
Смерть Ивана Ильича?
Если жизнь взволнованно-несчастная
Только след рассветного луча,

Только отраженье одиночества,
Выдумка – герой которой Вы
Исполненье смутного пророчества,
Отблеск недоступной синевы…

Только…
Сердце, что с тобой случилось
В чем ошиблось ты, когда солгало
Ты, которое почти молчало,
Ты, которое почти смирилось?

Я знаю, что остался только смех,
И все-таки смеяться не умею…
Всегда одно (мучительно) у всех
Значительней, взволнованней, темнее…
То, что – почти никак не назовешь –
То, отчего необходима ложь,
Чтоб сердце (от сочувствия) забилось.

Знаешь, горе, мне с тобою
И привычней и теплей.
Не мири меня с судьбою,
Не учи и не жалей.

Подожди со мной рассвета,
Проводи меня домой…
(Все-таки душа согрета
Болью о себе самой).

Странное начало лета…
Под густой листвой каштана
Зреют смуглые плоды,
От рассветного тумана
Веет свежестью воды.

Кажется, что близко море,
Кажется, что счастье есть…
Ничего не нужно, горе,
Если все — печаль и лесть.

До конца. Плечом к плечу.
Ты поешь — а я молчу.

Я люблю: осенние дороги
Под Парижем, в сумеречный час,
Оттого что, верное, в тревоге
Сердце одиноко любят вас.

Я люблю старинные флаконы,
Кактусы, камины и ковры.
Оттого что, друг мой беззаконный,
Вы со мной нечаянно мудры.

И еще: цыганские мотивы,
Улицы, зимой, под Рождество,
Оттого что сердце терпеливо
Любит вас и никого.

А весной могу читать Толстого,
Наблюдать за ростом синевы,
Сознавать, что сердце жить готово…

Летом я всегда люблю другого,
Оттого что сердце: это вы.

Жизнь права, как будто. До свиданья.
Ухожу — не ведая куда.
Не хочу высокого страданья,
Не хочу веселого труда.

Ухожу, и уношу с собою
Тишину деревьев за окном,
Небо – ночью странно голубое,
(Небо Ниццы). Память обо всем.
Верность, возвращенную судьбою…

Здесь все законно, все несправедливо:
Тревога, безразличье, доброта…
Срывает ветер листья торопливо.

Того, кто все-таки бросается с моста,
Не защитить ничье воображенье.
Он верить только в частый дождь осенний
И в то, что наступила темнота.

Не виноват внимательный прохожий
(В делах, в любви, на всех других похожи),
Что не заметил близкого конца.
Не знает он, как тяжелы сердца
В предчувствии отчаянья и веры…

Над неподвижной, городской рекой
Плывет луна (вернее месяц серый).
Свистки. Огни. Нарушенный покой.
Рисунок башни. Жалость. Чувство меры.

Здесь мелодрама, праздность, стыд, испуг,
И боль твоя, мой безучастный друг.

Что-то в изящных головках гвоздики
Нежное, злое, как женские лица,
Что-то жестокое в слове: великий,
(Те же влюбленность и страх),

Как человек, поседела столица
В несколько дней, на глазах…

Долго над ней догорали закаты,
Тени платанов, цветные плакаты.
Все мы поверили, все виноваты
(Звуки бессмертные… Бах).

Поздние листья того листопада
Не улетали с ветвей,
И почтальон на скамейки, у сада
Хмуро кормил голубей.

В тесном бистро, обнимая соседа,
Кто-то прочувственно пел,
Не умолкала под песню беседа —
Где вдохновенью предел? —

Счастье? Порок? Пораженье? Победа?
— Необъяснимый пробел.

Холодные, длинные майские дни.
Зеленое золото солнца сквозь тучи...
И эта навязчивость слов и созвучий —
мы с ними навеки одни.