Роберт Фрост - Другая дорога

Вот тебе теплая моя рука,
Согретая в кармане, — приземляйся,
Серебряный лоскутик черноглазый,
Что отдыхает, распуская крылья
В накрапах бурых. (Я б назвал тебя,
Дружи я с бабочками, как с цветами.)
Скажи-ка мне теперь, как ты рискнул
Пуститься на такую авантюру:
Зимой любимую себе искать?
Нет, погоди, дослушай! Я-то вижу,
Во что они обходятся тебе —
Полет и непосильная свобода.
Не обретешь ты пары, не мечтай.
Есть что-то человечье в этой доле,
Извечное глухое невезенье,
Несовпаденье сроков и судьбы.
Ты прав, что толку сожалеть! Лети же,
Пока ты не погаснешь на ветру.
Должно быть, мудрости твоей нехитрой
Хватило догадаться, что рука,
Протянутая мной непроизвольно
Над бездной, разделившей нас с тобой,
Зла не таит и жизнь твою не сгубит.
Не сгубит, верно; но и не спасет.
Мне бы свою продлить еще немного.

На карте меж двух холмов,
Похожих на два репейных пучка,
Лежал головастик с тонким хвостом —
Озеро и река.

А точка рядом была,
Наверное, городком,
Где мы бы с тобой могли купить —
Буквально задаром — дом.

Заглушив усталый мотор,
Мы постучались в дверь,
Вошли в чужой, незнакомый дом,
И нашим он стал теперь.

Немало за триста лет
Сменилось в этом краю
Старых фамилий, старых семей.
А мы утвердим свою

На триста грядущих лет —
И будем землю пахать,
Крышу чинить, разводить коров,
Изгородь подправлять.

Вот так будем жить да жить
И переживем спроста
Тысячу мод, дюжину войн
И президентов полста.

Я б эту крапинку и не заметил,
Не будь бумажный лист так ярко светел;
Она ползла куда-то поперек
Еще местами не просохших строк.
Уж я перо занес без размышленья
Пресечь загадочное шевеленье,
Но, приглядевшись, понял: предо мной —
Не просто крохотная шелушинка,
Колеблемая выдохом пушинка,
Нет, эта крапинка была живой!
Она помедлила настороженно,
Вильнула — и пустилась наутек;
На берегу чернильного затона
Понюхала — иль отпила глоток —
И опрометью бросилась обратно,
Дрожа от ужаса. Невероятно,
Но факт: ей не хотелось умирать,
Как всякому из мыслящих созданий;
Она бежала, падала, ползла
И, наконец, безвольно замерла
И съежилась, готовая принять
Любую участь от всесильной длани.
Я не могу (признаюсь честно в том)
Любить напропалую, без изъятий,
Как нынче модно, «наших меньших братий».
Но эта кроха под моим пером! —
Рука не поднялась ее обидеть.
Да и за что бедняжку ненавидеть?
Я сам разумен и ценю весьма
Любое проявление ума.
О, я готов облобызать страницу,
Найдя на ней разумную крупицу!

Быть может, эту ночь проспали вы;
Но если бодрствовали (как волхвы),
То видели, наверно, ливень звездный —
Летящий блеск, таинственный и грозный?
То — Леониды, метеорный град;
Так небеса, разбушевавшись, мстят
Мятежникам, что свет свой сотворили,
Как вызов Ночи — темной древней силе.
Все эти вспышки — холостой салют,
Они лишь пеплом до земли дойдут —
Столь мелким, что и в утренней росинке
Не сыщешь ни единой порошинки.
И все же в этом знаменье сокрыт
Намек на то, что есть шальной болид,
Гора, что в нас пращою балеарской
Нацелена со злобою дикарской;
И эту гору беспощадный Мрак
От нас покуда прячет в Зодиак
И хладнокровно, как перед мишенью,
Лишь выжидает верного мгновенья,
Когда ее сподручней в нас метнуть —
Чтоб мы не увернулись как-нибудь.

Будь смутный век, в котором мы живем,
Воистину так мрачен, как о том
От мудрецов завзятых нам известно,
Я бы не стал его с налету клясть:
Мол, чтоб ему, родимому, пропасть!
Но, не сходя с насиженного кресла,
Веков с десяток отлистал бы вспять
И, наскребя латыни школьной крохи,
Рискнул бы по душам потолковать
С каким-нибудь поэтом той эпохи —
И вправду мрачной, — кто подозревал,
Что поздно родился иль слишком рано,
Что век совсем не подходящ для муз,
И все же пел Диону и Диану,
И ver aspergit terram floribus [5] Весна рассыпает цветы по земле (лат.) — строка из стихотворения Алкуина «Эпитафия самому себе». Оттуда же — латинская фраза в заключительном отрывке: « Memento mori » — помни о смерти. ,
И старый стих латинский понемногу
К средневековой рифме подвигал
И выводил на новую дорогу.