Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения

В иные минуты я слышу душою старинный и робкий намек
И в бледное сердце вонзается грубо безжалостный, горький
упрек,
И хочется думать, что все вокруг так же, как было и прежде:
Земля с торжествующей песней смеется в своей изумрудной
нарядной одежде,
И небо родное… и радостью Детства трепещут под огненным
солнцем луга.
И волны с Любовью, с приветом лобзают замкнувшие их
берега.
И я со скамьи городского бульвара смотрю в золотистую
Прошлого даль,
Которое было, и счастье сулило, которого нету, которого жаль.

*
…Лесная поляна… Вздыхает лениво затона глубокого
белая грудь
И падают листья спокойно и плавно в бездонную, влажную муть.
…И снилось ребенку, что белые башни росли глубоко под
водой,
И слышал он музыку: томную арфу и звучный, искристый
гобой:
То в царстве подводном в часы предвечерних безлунных
бесшумных мечтаний
Играла безумная странная дева, дочь темных, чарующих негой
сказаний.
Когда ж озарялось подводное царство багровой улыбкой
багровой
луны,
То тихо, как воры, туда проникали проклятые Богом и
Радостью сны:
И снились ребенку бескрылые гады, с большими зубами, без
глаз, без голов…
Они извивались и чем-то грозили…И он, просыпаясь,
смеялся в
сознаньи, что это создания снов.

*
О Молодость! Счастье! Там злые уроды мелькали во сне.
Теперь они всюду. Всю землю покрыли. Вверху и внизу, и
кругом. И во мне!
Напрасно я силюсь забыться, проснуться и тщетно
стремлюсь я
к покою мечтой:
Не слышно гобоев – и Город сжимает мне горло железной, в
крови омоченной рукой…

*
По пальцам сочится густою струею еще не остывшая, теплая
кровь
Задушенных прежде, как я, понимавших, всю бездну
Презренья и
высшее слово – Любовь!

Из страны ароматной и лунной
Кто-то звон мне родимый донес –
Всколыхнулись души моей струны
И гирлянды причудливых грез.
Меня светлым венком окружила
В ореоле серебряной мглы –
Возвратилась ко мне моя сила,
Закричали победно орлы.
Этот звон – не созданье больного ума:
Для меня он отчетливо слышен,
И я знаю, что призрачна тьма ,
Что я звоном спасен и возвышен.

*
Как будто бы я погибаю: все дальше отходит всем
видимый мир,
Все меньше волнует, влечет и чарует меня человеческий
пир.
Все громче твержу я: «Как жалки
Вы – люди безжизненных серых домов,
Бесстрастных приличий, уродства весталки,
Рабы обесцвеченных слов.»
Бросайте же камнями слепо и злобно,
Кричите, жалейте… Я вас не боюсь –
Я тоже над вами напевом надгробным,
Как громом небес, разражусь.
Но ваша нора, о презренные люди,
Не скоро вас ждет – она вся впереди.
Теперь утону в созидательном чуде
И дам отдохнуть наболевшей груди.

Ангелов лики исчезли, Демонов скрылись обличья:
Медленно кутает душу мертвый туман Безразличья.
С сумраком бархатным слиты Счастье таящие дали –
В душу безжалостно смотрят темные очи Печали.

Вяло, беззвучно катятся волны изведанных дум,
Дикой, безбрежной тревогой скован измученный ум.
Сердце тоскует, сжимаясь… Близится час роковой!
Гулко пробьет он… Нахлынет мертвенно тихий прибой:
Ангелов нежные лики, Демонов черных обличья
Страшной завесой покроет мертвый туман Безразличья.

Мои грезы осенняя ночь родила,
Их морская пучина крестила,
Им холодная Смерть красоту придала
И их Вечность сама окрылила.

Мне восторгов людских непонятен язык,
Бодрый смех мое сердце терзает:
Кто из бездны Мученья возник, –
Тот вершины Любви презирает.

Кто из бездны Страданья восстал,
Тот не хочет земных утешений
И кто радость Мученья познал,
Тот лишь жаждет все новых мучений.

Они говорят мне, что – в Жизни спасенье.
Что нужно людей полюбить,
Что только в борьбе я найду вдохновенье
И силу о боли забыть.

Но я отвергаю их грубые краски,
Ряды утомительных слов.
Я слышал когда-то крылатые сказки
Те сказки – иных, не рабов.

А те, кто за цепи хватается страстно,
Что скованы Жизнью для них,
Твердит о свободе и счастьи напрасно –
Свобода дана для иных.