Александр Поуп: Опыт о критике

Титаны мысли, вызов небесам

Так оголтело смевшие бросать!

И богохульством полнилась печать.

Ведите с ними, критики, бои!

Мечите стрелы, молнии свои!

Нельзя вину тех извергов прощать,

Кто любит непристойностью прельщать;

Тот всюду зрит разврат, кто в нем погряз,

Как желтым видит все желтушный глаз.

III Будь верен, критик, этике судьи,

Дабы задачи выполнить свои.

Ум, вкус и знанья пользу принесут,

Когда правдив и откровенен суд;

Те, кто способен разделить твой взгляд,

И твоего участия хотят.

Молчи, раз усомнился в чем-нибудь,

А если судишь — тверд, но скромен будь.

Кичливые хлыщи — мы знаем их -

Упорны в заблуждениях своих;

Но ты умей увидеть свой просчет

И каждый день веди ошибкам счет.

Не всякий правильный совет хорош,

Правдивых слов милей иная ложь.

Учись людей учить — не поучать,

Буди умы, чтоб к знанью приобщать;

Когда искусен справедливый суд,

Твои слова одобрят и поймут.

И не скупись на дружеский совет,

Ведь, право, худшей скаредности нет.

Тщеславья ради веру не теряй;

Из вежливости ложь не одобряй;

Не бойся мудрым преподать урок,

Хвалы достойный примет и упрек.

Но кто свободен в критике у нас?

Ведь Апий багровеет всякий раз,

Выходит из себя от ваших слов

И взглядом всех испепелить готов,

Как лютый деспот, чудище на вид,

Что с гобелена старого глядит.

Страшись судить почтенного глупца,

Чье право быть тупицей до конца,

Угодливого барда, если он

За пустозвонство в званье возведен.

Пускай сатирик истины твердит,

А тот, кто книги посвящает, — льстит,

Не больше верят в искренность его,

Чем в одаренность или мастерство.

Не будь судьей нелепости любой,

Пускай глупец любуется собой:

Как ни ругай — ну разве он поймет,

Что сам он не поэт, а виршеплет?

Жужжащие в дремоте дурачки,

Они кружат лениво, как волчки,

Споткнувшись, снова тащатся вперед -

Так, сбившись, кляча исправляет ход.

Какие толпы этих наглецов,

Внимая лишь созвучиям слогов,

Все продолжают сочинять стихи

И напрягают скудные мозги,

Чтоб каплю смысла выдавить из них!

О рифмоплеты, вам ли делать стих!

Да, ныне барды наглые пошли;

Есть критики, что впрямь с ума сошли.

Дурак набитый, уйму разных книг

Он проглотил, но ни в одну не вник,

Себе лишь внемлет, ведь его язык

Его же уши поучать привык.

Все он читал, — все, что читал, громил,

Ни Драйдена, ни Дарфи не забыл.

Об авторах плетет он всякий вздор:

Тот, мол, купил стихи, а этот — вор,

"Лечебницу" и ту писал не Гарт.

Ему приятель — каждый новый бард,

Чьи промахи готов он выявлять;

Поэтам бы успеть их исправлять!

Неудержим хлыщей таких напор,

Не защищен от них не только двор

Собора Павла, но и сам собор:

У алтаря найдут и даже тут

Своею болтовней вас изведут.

Всегда туда кидается дурак,

Где ангел не решится сделать шаг.

Серьезные не судят столь легко,

В сужденьях не заходят далеко,

С опаской молвят, лишь бы без греха;

Но шумным ливнем хлынет чепуха -

Все напрямик, все в лоб, ни вспять, ни вбок,

Ну впрямь ревущий бешеный поток.

Но где тот муж, кто может дать совет

И, сам уча, ценить ученья свет?

Кто злобы и пристрастия лишен,

Ни слепо прав, ни тупо убежден,

Воспитан, а не только просвещен,

И хоть воспитан, откровенен он?

Кто друга пожурит за ложный шаг,

Врага похвалит, коль достоин враг -

Отважности и честности союз?

Кто с широтою сочетает вкус

И знает не одну лишь мудрость книг,

Но глубоко людскую жизнь постиг,

Душою щедр, надменности лишен,

И если хвалит, есть на то резон?

Такими были критики; таким

Рукоплескали Греция и Рим.

О, это были славные века!

Покинул первым Стагирит брега;

Исследовать глубины он поплыл,

Он правил верно, многое открыл,

Ведь над отважным парусом всегда

Светила Меонийская звезда.

Поэты, дикой вольности сыны,

Неистово в свободу влюблены;

Отныне волю их связал закон,

И убедились все, что нужен он;

Властителю Природы должно знать,

Как гений свой разумно обуздать.

Гораций нас чарует колдовской

Изысканно-небрежною строкой

И незаметно вовлекает в круг

Своих понятий, словно близкий друг.

Он так же смело мыслил, как творил,

Он пылко пел, но сдержанно судил,

И то, чем всех пленил искусный стих,

Запечатлел он в правилах своих.

Успели наши критики в ином: