Эдуард Лимонов - Стихотворения

Скажу по секрету что я искал одну могилу… но ее не было

В праздник же другой более холодный я и вовсе был наполнен видениями так что и не спрашивайте как я себя вел…

В пятницу Людмила должна была придти и принести мне предсказания переписанные ею. Но я ее дожидаться не стал и ушел гулять в сад. гулял я долго и очень медленно. наслаждаясь медленностью своей походкой. А деревья — те совершенно оставались на местах. Голое солнце повернулось когда прибежала моя неистовая помощница. Что тебе надо? — строгим голосом прервал я ее готовую речь. Почему ты мешаешь твоему учителю размышлять? Простите учитель! сказала она но я принесла Вам предсказания. Я сидела всю ночь… Это меня не касается. сказал я Но тут же пожалел ее и сказал — Можешь погулять рядом! Как же обрадовалась бедная девочка!

Когда гордое и тусклое лето уходит из наших краев все обычно ложатся на печки и становятся старыми. Улицы затмеваются. Квартиры напоминают крепости. в воздухе ходит один лишь музыкальный вал…

Память Чернышова сохранила скалы Дувра. Па‑де‑Кале и Ламанша. вечера Италии и тени острова Мальта а я представляю себе спины женщин с которыми он спал. когда они уходили

Нож — оружие женское — говорил он. Коварно. хорошо мимолетно. А мы чтобы не превратиться в груды изношенного мяса вынуждены убивать. Убивать творения. замыслы а также души других людей. И вообще… мямлил он

Да что вы мямлите! Паршивый остаток старого! — стукнул я кулаком по столу. Вы разбираетесь в женской одежде лучше чем в своей собственной. Я бы воздвиг вам на могиле памятником нижнюю часть женского тела. Чернышов не обиделся. Улыбаясь проговорил — Конечно — я — дурак — вогнал свою жизнь туда Но и вы мой юный гениальный друг — вгоняете ее в другое. ну не в женщину так в свои творения

Идите вы к черту — сказал я ему. Посмотрите какая у меня двойная ведь венерина дуга на ладони. Я если б хотел — не хуже вас мог бы…

Но вам же это скушно — мальчик мой! произнес он с улыбкой. Да… согласился я… — Ну вот видите. Конечно что вы более высокого полета. Вам удастся заполучить большее количество женщин чем мне. Вы умрете и давно тихо желанно смешаетесь с землей. А юные идиотки все будут таять над вашими стихами Юные прекрасные идиоточки — цвет нации. цвет. Старый дурак! — сказал я ему. Я чист а вы пошляк!

Неужели вам не нравится то что вас будут любить много много головок не нашедших себе иного применения. они будут умиляться на ваш портрет. А ваше тело ехидно ускользнув от них уже не существует. Вам все‑таки удалось подсунуть им свою душу

Хватит! — завопил я и Чернышов — он был все‑таки добрый старик — заговорил о чем‑то другом. Великий бабник но и Великий Женский Друг был также Великий Формалист и потому стал объяснять мне какую рубашку нужно и как насколько должны выглядывать манжеты из рукава

Вечером когда море немного поутихло она в легких туфельках вышла погулять. Я подошел весь пьяный. ну весь пьяный и сказал — Добрый вечер! гуляете? А вы напились. напились как! простодушно удивилась она. Очень напился! согласился я. Вы ругаться не будете? спросила она. Нет — сказал я — не буду — что вы. — Тогда Хорошо — пойдемте к самой волне посидим. Да идемте! — сказал я и поплелся за ней

В ту осень я был одержим идеей завести себе точно такие же брюки под коленку какие были у меня в детстве. Но никто не знал как выкраивать такие брюки. Я огорчался дней восемь курил и строил на бумаге чертежи. А потом все куда‑то унеслось На меня легла тьма и я забыл о тех брюках

Вот хорошее место — сказала она — мы можем здесь отдохнуть и присела в сено. Дети вырыли в сене какие‑то причудливые ходы и она тотчас же полезла в одну из дыр. Ее не смущало то что мелькали ее трусики и мне решительно все было видно. даже мельчайшие мышцы. Римма вернитесь — сказал я ей — но она там где‑то глухо захохотала и исчезла

Мой друг приехал издалека и рассказывал что он видел в далеких землях. Все то же. все то же — думал я с грустью не отвечая на энтузиазм с каким он изображал тамошние нравы и обычаи

Наиболее долговечная поэзия — человеческая. О человеке — так говорил я провинциалам которые заботились о форме. Они думали что я кривлю душой