Юз Алешковский - Средь других имен

Но знал: не должно мне роптать.
Прошли года (не два, не пять),
А много безуханных лет,
Как звенья внутренних побед.
Себя смиряя вновь и вновь,
Я в жилах заморозил кровь,
Благоуханье теплых роз
Замуровал в льдяной торос.
Так мысли пламенной прибой
Остыв, закован сам собой.
С тобой в разлуке вот опять.
Тебе лишь повесть рассказать
Могу с своих унылых нар —
Любви бессильной жалкий дар.
Но не хотел бы уронить
Из рук ослабших Парки нить,
Стрясти земную пыль и прах,
Пока не выскажусь в стихах.
«Цветы осенние милей
Роскошных первенцев полей».
Так пусть над кровом мерзлоты
Взрастут последние цветы.

Полеты пламенной души
И чувства, взросшие в тиши,
Война, убийство, царский гнев,
Свирели хрупкий сельнапев,

Цветенье нежное любви,
Иль как иначе назови,—
Хоть годы юные проказ —
Воспеты были много раз.

В поэмах солнце и закат
Над мирной музыкой звучат,
Увядший и поблеклый лист
В них вечным золотом лучист.

Божеств, героев и царей
Деянья режут глаз. Скорей
Забудь о них, к тому ж давно
Писать о них запрещено.

Весь мир описан и воспет,
И мысли кажется, что нет
Такого уголка, где стих
Не наследил бы стоп своих;
Куда бы с давних, древних пор
Поэт не влез, как хищный вор.

Но даст холодный сверхвосток
Мне тематический исток:
От перевала Эвота [18] Высшая точка района. Севернее Эвоты наледей почти нет, а южнее — очень много. — П. Ф .
Течет он — словом мерзлота.

Где Тында, иль Туман, бежит
Селип, Ольдой, иль Муртетит,
Падь Конская, где Имачи
Журчат — кипящие Ключи —
Зимой и летом, ночью, днем,
И по траве и подо льдом
(Так бьешься, сердце, верно, ты),
Где в недрах вечной мерзлоты,
Как меж тоскливых тусклых туч,
Мерцает огустелый луч, —
По орочонским здесь тропам
Взнестись наверх намерен БАМ.
Поет пила, звенит топор,
Рвут аммоналом косогор,
Меж звуковых зеркал зовет
Аврально поработать слёт.
Безмолвье скрылося с тех пор —
Звучит в лесу фаланги хор.

Лов рыбки в взмученной воде
Оставь, захватчик КВД:
Ольдоя струями дано

Ущелие под полотно.

Удвоенным путем на БАМ
Грозить сумеем мы врагам.
Спешим мы вдвое, в много раз,
Чтоб путь двойной закончить враз.

От пункта к пункту, в новый пункт
Проводим к морю ж.-д. шунт.
Чтоб общество без классов спас,
Мы строим путь, — не напоказ.

Поет пила, звенит топор,
Рвут аммоналом косогор.
Фаланги песнью звучен лес.
Идут врагу наперерез.

Но шумом жизни удручен
В горах укрылся орочон.

Не встретишь здесь ни кротовин,
Ни нор мышиных. Ты один
Скитаешься в стране пустой,
Не видя ни души живой.

В тайге не слышен птичий грай.
Печален и суров тот край.
Пуста, безлюдна и бедна
Золотоносная страна:
Невзрачна мерзлота на вид,
Хоть дар Мидасов в ней разлит.

Здесь всё совсем наоборот,
Здесь всё по-своему живет.
Здесь на возвышенных хребтах
Затишье, но долинный прах
Разносится по ветру. Здесь
Всего, что есть, не перечесть.
На дне глубоких котловин
Копится холод. Ни один
Ветр отепляющий сюда
Не проникает никогда, —
И к дну воздушных сих озер,
Замерзших меж окрестных гор,
Себе дороги не найдет
И не пробьет воздушный лед.

Весною звонкий ледоход
На реках льда не разобьет,
Лишь все победней и звончей
Бежит по наледям ручей.

Как дерево, гниет гранит,
В дресву бессильную разбит,
Но корням лиственниц упор
Не даст промерзший косогор.

Идешь по наледи, но жаль
Ступать ногою на эмаль.
Не бирюзы ли жила там
К скалистым жмется берегам?
— Нет, серый и гнилой гранит
Вкруг наледей речных лежит.
Парчи ль серебряной узор?
— Запорошенный косогор.
Константинопольских владык
Не пышный пурпур ли проник?
Быть может, византийский двор
Сюда сокрылся в древний бор?
— Но нет, не думай о былом.
Поблек Царьград перед стволом;
Пурпурных лиственниц наряд
Затмил торжественный Царьград.
Не купол то Софии, нет.
Преображенный в белый свет,
Сияющий стоит Фавор
Над цепью Тукурингрских гор.