Юз Алешковский - Средь других имен

Я люблю. И меня не исправите.
Хоть какой кислотой ни трави,
Но не вытравить мне из памяти
Этот терпкий привкус любви.
Ты — мое окаянное чудо.
Жжется рана искусанных губ.
От всего отрекусь, все забуду.
Но проститься с тобой не могу.
Я зерно, растертое жерновами.
Все мое, что осталось, — в тебе.
За семидесятью синевами
Не предай меня, не добей!
Слышишь: проволокой оплетенная,
Каждый шип, что в о рона клюв,
Здесь при жизни захороненная,
Я люблю тебя. Я люблю.

Сегодня нет света.
А мне все равно.
Мне и со светом
в бараке темно.
Верхушка у нар
похожа на крест.
В бараке Голгофа —
крестов целый лес.
Лишь кое-где белеет «уют».
Так занавеску из марли зовут.
Чтоб сифилитик в лицо не дышал,
Чтоб не пристала чужая парша.
Недолгое счастье этот уют,
Придут пожарники и сорвут.
Сегодня нет света.
Не видно ни зги.
Надзор забегал:
ведь мы — враги!
А вдруг зарежем,
хоть без ножа?
А вдруг попробуем
убежать?
А вдруг?!
Надзору тогда труба!
За проволокой
спустили собак.
Прожектор пилит
пилою света,
За зоной пускают
ракеты, ракеты…
Дневальной приказ:
зажечь фитилек.
Дрожит огонек,
стоит пузырек,
В нем жира побольше,
чем наш паек.
В рабочем бараке
вечерняя вонь.
Как бабочки,
люди спешат на огонь.
И тени за ними,
как стукачи.
Ослепшая просит:
«Письмо мне прочти!»
А я ошалела.
Меня опьянил
Запах бумаги,
запах чернил!
Как штык — фитилек,
как нож — огонек.
Ах, если бы мне
эти несколько строк!
Я бы на нары
письмо унесла,
Я бы его в темноте
прочла.
Я бы читала его
не глазами —
Сердцем, грудью,
руками, губами..
Я бы тогда увидела свет.
Но нет мне письма.
Нет.
За то я любимой
его была,
Что щедро жила,
что мягко стлала,
Что шкуру свою
для него сняла,
Ступенькой под ноги ему
легла.
Как побежал! Как поскакал!
Даже мне ручкой не помахал.
Чужая душа, пустая душа.
А все же люблю. И нечем дышать.

О. В. Ивинской
Чтить героев требует обычай.
Площадь. Сквер. На сквере пьедестал.
Там, застывши в бронзовом величье,
Встал на вечный якорь адмирал.
Надпись прорезает мощный цоколь,
Он незыблем в памяти людей,
Но нигде — ни слова, ни намека,
Ни упоминания о ней.
Что ж, пусть так! Они по-своему пр а вы,
Да, она войти не может — не вольна —
В реквизит его посмертной славы,
Как вошла б законная жена.
Разве им понять, что эта близость,
Не входящая в стандарт любовь
Так ему, как дубу микориза,
Нужно было, чтобы стать собой.
Чтоб не ждать, когда тебя ударят,
А наперекор всему, «с судьбой на ты!»,
Может, не было б побед при Трафальгаре
Без ее победной красоты.
Вечереет, и тумана козни
Таковы, что верить или нет —
Будто приникает к вечной бронзе
Белой дымкой женский силуэт.
Так и ты. Уходят в вечность годы.
Что петитом, что совсем на слом,
Но, как встарь, и в штиль, и в непогоду
Чайка следует за кораблем.