Кайсын Кулиев - Раненый камень

Язык обвала слизывает тропы,
И режет снегом ветер боковой.
Уступы неприступны, как окопы.
Здесь, может быть, трудней, чем в штыковой.

Здесь каждый шаг — как под смертельным дулом.
Как под прицелом темной пустоты.
Обвалом снежным камни повернуло,
Они ползут, как танки, с высоты.

Идет Азрет. Ползет. Как ледорубом,
Цепляется руками за скалу.
В отчаянье прикусывает губы
И вновь сползает в ледяную мглу.

И снова вверх. И кажется, что прорван
Сегодня ад и выпущен на свет,
И снег валит, клубится снега прорва.
Грохочет тьма. Вперед дороги нет.

Ни огонька. И темнота как тина.
Слабеет в напряжении рука.
«Назад!» — грохочет снежная лавина.
«Иди, сынок! — звучит издалека. —

Я голову дыханьем отогрею,
Я поцелуем лед сниму с бровей,
К груди своей прижму тебя. Скорее,
Смелее поднимайся, не робей!

Не бойся только. Сердце мое рядом,
С тобой сейчас. И, видишь, впереди
Твоя дорога материнским взглядом
Освещена над пропастью. Иди!»

Азрет встает. Идет вперед. И снова
Нащупывает выступы нога.
А мать сидит и смотрит на багровый
Огонь мерцающего очага.

«Не дай, аллах, погибнуть сердцу сына,
Как я не дам погаснуть очагу».
Ревет буран. Туман клубится синий.
Качается вселенная в снегу.

Подбрасывает мать в огонь поленья,
И веселей огонь запировал.
Ползет Азрет по каменным ступеням,
По осыпи скользя, на перевал.

Сжимаясь, пальцы на ветру немеют,
Тяжелым снегом застилает взгляд.
Дышать труднее. Губы леденеют,
И ноги, непослушные, скользят.

Ни дерева, ни камня. Мир закован.
Куда ни ткнись — свистящий снег и лед.
Азрет на миг позабывает, кто он.
Где он, куда сейчас идет.

«Иди назад!» — наотмашь хлещет ветер,
Пронзительною злостью обуян.
И кажется, что все пути на свете
И все дороги схоронил буран.

Идет Азрет у пропасти по краю
И слышит строгий голос за спиной:
«Иди! Не бойся, я с тобою. Знаю,
В какой ты путь отправился, сынок.

Иди, сынок! Не бойся. В мире вечен
Лишь только подвиг. Смерть у нас одна.
Она сама определяет встречу,
А я-то знаю, как она трудна.

Я молодым погиб в бою как воин,
За нашу землю, жизнью верный ей,
И я, сынок, сейчас тобой доволен:
Ты Человеком стал среди людей.

А если б ты остался дома, рабской
Душою струсил и не вышел в бой,
Наверно б, я в своей могиле братской
Заплакал от позора, как живой.

Тоскуя по тебе, я брал на руки
Чужих детей. Томился без конца:
Перед атакой и в предсмертной муке
Мне не хватало твоего лица.

Ты стал мужчиной, мальчик мой. И очень
Трудна твоя дорога. Продержись
Еще немного. Сделай все, что можешь,
Но сохрани свою сегодня жизнь.

Иначе мать от горьких слез ослепнет
И навсегда останется одна,
С туманным взглядом холоднее пепла
И сединой белее полотна.

Она меня оплакивала долго
И так же будет плакать о тебе.
Будь тверд, мой мальчик. Нету выше долга
Взбираться вверх, наперекор судьбе.

Мы никогда с тобой не расставались.
Сегодня твой черед идти на бой,
Я не хочу, чтоб матери остались
Лишь наши фотографии с тобой.

Как будет плакать мать! Взбирайся кверху.
Слез было много, будут — впереди.
Без подвига все в мире, на поверку,
Засохнет, словно дерево. Иди!

Смелей, сынок! Не отступай ни шагу,
Храбрейший только чувствует на вкус
Прекрасную высокую отвагу.
Гнилой крапивой умирает трус.

У храброго одна дорога — кверху,
У храброго — к бессмертию ключи.
Он умирает так, как пересверки
Слепящей светом молнии в ночи.

На дне морском не спрячешься от смерти.
Везде найдет, на плечи взвалит груз.
В глаза заглянет, четкий круг очертит.
И вечной жизни не добьется трус.

Я впереди. Иди за мною следом.
Взбирайся вверх, срываясь и скользя.
Вершины часто заметает снегом,
Но отступать пред высотой нельзя.

Я вижу все. И я сегодня знаю:
Ты Человеком стал среди людей.
Я за людей погиб. Благословляю
Тебя на подвиг и на жизнь. Смелей!

В глаза тебя целую, открывая
Твои глаза, отогревая лед.
Горжусь тобой, но рана штыковая
Мне это громко крикнуть не дает».