Иван Котляревский - Энеида

Там страхолюдную фигуру
Поджаривали, как шашлык.
Стеснять бесчестную натуру
Корыстолюбец не привык.
Ему и медь за шкуру лили,
И распинали на кобыле;
Пришлось на вертеле торчать
За то, что рукопись чужую,
Нарушив заповедь восьмую,
За деньги отдавал в печать.

Сынок Анхизов отшатнулся,
Чуть-чуть подальше отошел;
На казнь он снова натолкнулся,
Иное зрелище нашел:
Он караван увидел женский,
Что в бане жарился гееннской.
Кричали на чем свет стоит!
Ревмя ревели поголовно,
Визжали, голосили, словно
С кутьи у них живот болит.

Девчата, бабы, молодицы
Себя не уставали клясть;
Свой род, житье и вечерницы,
Весь мир они костили — страсть!
Сажали их на сковородки
За то, что были верховодки,
Мудрили, ладили свое.
Хоть муженьку и неохота,
Да жёнке, вишь, приспичит что-то.
Ну как не ублажать ее?

Терпели кару пустосвятки.
Таких немало было здесь,
Что теплят господу лампадки,
Устав церковный знают весь,
Молясь на людях до упаду,
Кладут пятьсот поклонов сряду,
Зато, когда наступит ночь,
Свои молитвенники прячут,
Беснуются, гогочут, скачут
И пуще согрешить не прочь.

Тут были барышни-вострухи,
Одетые, как напоказ,
Распутницы и потаскухи,
Что продают себя на час.
В густой смоле они кипели
За то, что слишком жирно ели
И даже не страшил их пост;
За то, что, прикусивши губки,
Оскалив беленькие зубки,
Бесстыдно волочили хвост.

Терпели муку молодицы —
Посмотришь, право, станет жаль:
Стройны, чернявы, круглолицы…
Нигде таких не сыщешь краль.
Они за старых, за немилых
Шли замуж, а затем постылых
Мужей травили мышьяком
И с парубками забавлялись;
Повеселившись, отправлялись
Вдовицы в пекло прямиком.

Еще какие-то горюхи
С куделями на головах —
Девицы честные, не шлюхи —
В кипящих мучились котлах.
Они при всех держались крайне
Умильно, а грешили втайне,
Не выносили за порог.
Смолой горячей после смерти
Им щеки залепляли черти
И припекали недотрог

За то, что свой румянец блеклый,
Заемной не стыдясь красы,
Изрядно подправляли свеклой,
Вовсю белили лбы, носы,
Из репы подставляли зубы,
Примазывали смальцем губы,
А если не было грудей,
Совали в пазуху платочки,
Бока топорщили, как бочки,
Желая в грех ввести людей.

А бабы старые трещали,
Поджариваясь на углях,
За то, что день-деньской ворчали,
Судили о чужих делах,
Упрямо старину хвалили,
А молодых трепали, били,
Добро стороннее блюли,
Забыв, как жили в девках сами.
Как баловали с казаками
Да по дитяти привели.

Шептух и ведьм колесовали;
Все жилы вытянув из них,
Без мотовил в клубок свивали,
Чтоб не чинили козней злых,
На помеле чтоб не летали
Да на шестке чтоб не пахали,
Не ездили на упырях,
Чтоб ночью спящих не пугали
И чтоб дождя не продавали,
Не ворожили на бобах.

А чем карали в пекле сводниц —
Чур с ним! Зазорно молвить вслух.
Терзали дьявольских угодниц.
Чтоб не вводили в грех простух,
Не подбивали жен примерных
Венчать рогами благоверных,
Не опекали волокит,
Чужим добром их не ссужали,
На откупе чтоб не держали
Того, что прятать надлежит.

Эней увидел там страдалиц —
В смоле кипящих дев и вдов.
Из них вытапливался смалец,
Как из отменных кабанов.
Там были бабы, молодицы,
Мирянки были и черницы,
Немало барышень и дам:
Кто — в кунтуше, а кто — в накидке,
Кто — в стеганом шелку, кто — в свитке
Был женский пол в избытке там.

Но эти души не сегодня
И не вчера пришли туда.
Умерших пламя преисподней
Не припекало без суда.
Все новички в другом загоне
Толклись, как молодые кони,
Не зная участи своей.
Приговоренным было хуже.
Об их судьбе вздыхая вчуже,
Другую дверь открыл Эней.

И очутился он в кошаре,
Где трепыхалось много душ,
И затерялся в их отаре,
Как в логове змеином уж.
Все ждали с трепетом решенья,
Перебирали прегрешенья:
Куда качнутся, мол, весы?
Кого, гадали, в рай отправят?
Кого гореть в аду заставят?
Кому из них утрут носы?

Там было размышлять вольготно
И обсуждать свои дела;
Пускались в россказни охотно —
Откуда чья душа пришла.
Богач на смерть пенял, сердился:
Деньгами не распорядился —
Кому, за что, какую часть.
Скупца досада разбирала:
На белом свете пожил мало
И не повеселился всласть.