Уистан Хью Оден - Избранные стихотворения

Отправился. И ни его надгробье,

Ни том историка, где славных имена,

До нас не донесут, что туп был, как война,

Ни шутки глупые его, ни взгляды исподлобья.

Подошвами столетний прах вздымая,

Он нас учил, без всяких там затей,

Так смысл фразы проясняет запятая,

Что псам не зреть позора дочерей,

Что, кроме вод и гор, и хижин , здесь, в Китае,

Должно быть место также для людей.

19

Под вечер напряженье возросло,

Вершины гор подсвечивало алым,

И над лужайками и клумбами цветов

Плыла беседа профессионалов.

Садовники глядели им вослед,

Придирчиво оценивая обувь,

Читал шофер, и ждал кабриолет

Принять седалища высоколобых.

Случайной оговорки ожидая,

Две армии стояли, изготовив,

Орудья, причиняющие боль.

И, в страхе, ждали города Китая,

Своих сынов пославшие на бой,

В надежде, что не надо больше крови.

20

Вот, горизонт их окружает плотно,

И страх при них всегда, как кошелек,

И вместе с ними убегают со всех ног

Ручьи и железнодорожные полотна.

Беду накликав, посбивались в кучи

Как в школе малыши -- ужо, как страшно им!

Ибо Пространства смысл непостижим,

И Времени язык не может быть изучен.

Мы здесь живем. В Сегодня, в этом даре,

Еще не принятом. Его пределы -- это мы и есть.

Простит ли пленник плен, расставшись с кандалами,

И смогут ли опять послать Благую Весть

Грядущие века, сбежав в такие дали,

Что позабудут все, случившееся с нами?

21

Жизнь не закончена, пока земли сыны

Еще дерзают и пока им слышен птичий щебет,

Поэт замкнет уста, коль песни на ущербе,

Они ж -- по всей земле идти обречены.

И кто-то не приемлет юных пыл и спесь,

И миф израненный оплакивая, стонет,

Что мир утраченный и не был ими понят,

А кто-то ясно видит -- для чего мы здесь.

Утрата -- их жена и тень. Тревоги темный зев

Их поглощает, как гостиница. Похоже,

Им там и плесневеть годами, слыша зов

Для них всегда запретных городов,

Где улыбнется, встретив их, прохожий,

Но где враждебны им растения и кров.

22

Просты, как в снах мечты -- они и говорят

Элементарным языком сердец,

И мускулам веселья шлют заряд,

Такой, что может заплясать мертвец;

Они кривляют нас, меняясь каждый день,

Отображая каждый в танце поворот,

Они -- свидетельство всех наших прошлых дел,

Знать, соглядатаев заслав под видом нот.

А пляшут подо что в ужасный этот год?

Когда скончалась Австрия, когда Китай забыт,

И снова занят Теруэл, когда Шанхай горит,

И Франция обходит всех с: «Partout

Il y a de la joie». Америка пришлет:

«Do you love me as I love you».

23

Когда нам подтвердят все рупоры печали

Триумф врагов и, что числа им несть,

Что наши армии бегут и бастионы пали,

И, что насилие ползет, как новая болезнь,

И Зло привечено везде, и сожалеет каждый,

Что матерью на свет произведен,

Давайте вспомним тех, кто истины возжаждал

И дезертировал, и среди них был он,

Кто десять лет молчал, но был трудами занят,

Пока в Мюзоте [3] Мюзот -- загородное поместье в Швецарии, где в 1923 году Рильке завершил «Дуинские Эллегии»: « Я вышел, чтобы приласкать мой маленький Мюзот, за то что хранил все это для меня и, в конце концов, дал возможность это совершить, и я погладил его, как прекрасное, косматое животное». (Избранные письма Р.М. Рильке 1902-- 1926). с уст не снял печать,

Чтоб с миром нам не пребывать в разладе.

И -- за Свершенье -- благодарный, со слезами

Он вышел в ночь, чтоб башни приласкать,

Как зверя укрощенного мы гладим.

24

Нет, не их имена. Это были другие -

Кто, квадраты наметив, прямее струны,

Проложили проспекты, где комплекс вины

Ощущает прохожий, и клонятся выи

Их самих, нелюбимых, кому без следа

И пропасть, да и то, не в вещах же им длиться.

А тем -- тем нужны лишь счастливые лица,

Чтобы в них пребывать, чтобы мы никогда

Не вспомнили это ужасное время.

Земля их плодит, как залив -- рыбарей,

А холмы -- наших пастырей, сеющих семя,

Чтобы нами взошли, как те зерна пшеницы;

Это нашей крови возродить их, и в ней

Им, кротким к цветам и потопам, храниться.

25

Закон для них еще и не открыт, но, видимо, суров.

Вот, к солнцу тянутся прекрасные строенья,

И, в их тени, как бледные растенья,

Не выживают фанзы бедняков.

Одно лишь истинно -- судьбе до нас нет дела.

Когда мы планами великими полны,

Напомнит госпиталь, что все пред ним равны,

И ничего важнее нет, чем собственное тело.