Владимир Ноговицын - Корни сосны

Есть церковь, поразрушенная временем.
Есть магазин, где вечно мат и писк.
Времён застоя, видимо, явлением
Стоит невзрачный рядом обелиск.

Живут не командиры, не начальники,
В работе угорая. И в хмелю.
Как эта баба в порыжелом ватнике,
Считающая деньги по рублю.

Купить б на них ещё немного хлебушка,
Чтоб не с пустой сумой идти домой.
А небо, небо, небо, небо, небушко
Не радует своей голубизной.

И будничность вот эта магазинная,
Привычная торговая возня -
Они, как рана - давняя, старинная,
Ещё сильнее мучают меня.

Цвели на клумбе у кого-то лилии...
У обелиска сам не свой стоял.
Но там я кроме дедовой фамилии
Других имён в упор не замечал.

Хоть было, верно, очень мало лет,
Но мир тогда казался мне добрее...
И вёз меня к реке велосипед
Калеки - однорукого Андрея.

И, нажимая с силой на педаль,
Он гнал вперёд, отчаянный мужчина!..
А в майский праздник начищал медаль
Геройскую - "За взятие Берлина".

Сентябрьские приходят холода,
Октябрьские придут за ними следом.
И лишь полей простор и широта
Тут управляют музыкой и небом.

И это всё похоже на гротеск.
Но с каждым днём
становится спокойней
Далёких звёзд необъяснимый блеск
Над никому не нужной колокольней.

Всё случается с точностью наоборот:
Это дерево дольше меня проживёт,
Если его не отдадут под топор
Те, чей бывает скор приговор.

Но до того, как упасть навсегда в пустоту,
Будет стонать, как стонали ветра на лету.
Больше меня проживёт этот дедовский
дом,
Если его второпях не отправят на слом.
Тысячелетье, возможно, река проживёт,
Если песком её дно невзначай не забьёт,
Если однажды её не иссякнет исток...
Если ко всем и всему будет жалостлив
Бог!
Если ж когда-то - в бреду, на бегу,
впопыхах -
Вдруг отойду и останусь мгновеньем в
веках,
Жёлтое солнце в неистовой сцене немой
Бледно прольётся над этою бедной
землёй...

Клином вышибал клин.
Воробья рукой доставал.
Часто он совсем один
Среди многих людей бывал.

Если б не высокий рост,
Кабы быть пониже чуток,
Сколько б нахватал звёзд.
И счастливым быть тоже - мог.

Птицы поднимали гвалт.
Земляки начинали смех:
"Ты у нас - хе-хе! - гигант!
Стало быть, лучше всех?!"

Не такой, как все, не такой.
Он идёт - сама каланча.
Горячо над его головой,
И земля под ним - горяча...

И в душе случаются сумерки,
будто в ней
Внезапно отключено
электричество.

Жизнь - "весёлые" картинки,
Если бьёт, то не слегка.
Прохудились вдруг ботинки
У бродяги-чудака.

А ему плевать на это,
Что ему до разных слов!
Босиком зимой и летом,
Как Порфирий Иванов.

И его жалеют тётки,
Мужики кричат: "Дурак!"
Намотал он как обмотки
Красный флаг и белый флаг.

Был недавно он несчастным,
А теперь - наоборот:
Примыкает к бело-красным -
Прямо оторопь берёт!

Словно в угол несчастья загнав,
Лиходеев округи пугая,
Пёс дворовый наяривал "гав" -
Знать, дворовая служба такая!

Мелколесьем влачилась верста,
Ну а дальше, почти у болота,
Потихоньку живёт беднота -
Пять домов от деревни всего-то...

И, как будто предвидя вопрос,
Тень которого канула в Лету,
Был, сказали, здесь крепкий колхоз,
А теперь, получается, нету.

Лишь реки необъятная ширь,
Что луга заливает весною...
Поселенье своё "монастырь"
Бабки грустно зовут меж собою.

Пропивается чьё-то вино,
Продвигаются скучные будни.
Тихо птицы стучатся в окно,
Припоздав, как последние блудни.