Редьярд Киплинг - Казарменные баллады и Семь морей (книги стихов)

Но всем известно — от долин до пограничных рек, —

Что многочтимый генерал — распутный человек.

Пер. Г Бен

Жил-был дурень. Вот и молился он

(Точно как я или ты!)

Кучке тряпок, в которую был влюблён,

Хоть пустышкой был его сказочный сон,

Но Прекрасной Дамой называл её он

(Точно как я или ты.)

Да, растратить года и без счёта труда,

И ум свой отдать и пот,

Для той, кто про это не хочет и знать,

А теперь то мы знаем, — не может знать,

И никогда не поймёт.

Дурней влюблённых на свете не счесть

(Таких же, как я или ты),

Загубил он юность, и гордость и честь

(А что у дурней таких ещё есть?)

Ибо дурень — на то он дурень и есть…

(Точно как я и ты)

Дурню трудно ли всё что имел потерять,

Растранжирить за годом год,

Ради той, кто любви не хочет и знать

А теперь-то мы знаем — не может знать

И никогда не поймёт.

Дурень шкуру дурацкую потерял,

(Точно как я или ты),

А могло быть и хуже, ведь он понимал,

Что потом уж не жил он, а существовал,

(Так же как я и ты)

Ведь не горечь стыда, даже так — не беда

(Разве что-то под ложечкой жжёт!)

Вдруг понять, что она не хотела понять,

А теперь-то мы поняли — не умела понять,

И ничего не поймёт.

пер. В. Бетаки

Я езжу в оперу, на бал —

И всё-то ни к чему:

Я всё одна, и до меня

Нет дела никому.

Совсем не мне, а только ей

Все фимиам кадят.

Затем, что мне семнадцать лет,

А ей — под пятьдесят.

Я то бледна, то вспыхну вдруг

До кончиков волос.

Краснеют щеки у меня,

А часто даже нос.

У ней же краски на лице

Где надо, там лежат:

Румянец прочен ведь у той,

Кому под пятьдесят.

Я не могу себя подать,

Всегда я так скромна!

О, если б только я могла

Смеяться, как она,

И петь все то, что я хочу, —

Не то, что мне велят!

Но мне всего семнадцать лет,

А ей — под пятьдесят.

Вниманья молодых людей

Не привлекаю я,

А с ней танцуют те, кто ей

Годятся в сыновья.

Берем мы рикшу — так за ним

Тут каждый сбегать рад:

Ведь мне всего семнадцать лет,

А ей — под пятьдесят.

Она добра ко мне, но я

При ней в тени всегда.

Она с мужчинами меня

Знакомит иногда.

Но разговаривать со мной

Лишь старики хотят,

А молодые рвутся к ней —

Ведь ей под пятьдесят!

Своих любовников она

Мальчишками зовет,

И к ней всегда мужчины льнут

Ко мне никто не льнет.

И как бы ни оделась я

На бал, на маскарад,

Я все одна… Скорей бы мне

Уж было пятьдесят!

Но ей не вечно танцевать!

Года возьмут свое!

Толпы поклонников уже

Не будет у нее!

И отыграюсь я тогда.

Пленяя всех подряд:

Ей будет восемьдесят два

А мне — под пятьдесят.

Пер. Г. Бен

Серые глаза… И вот —

Доски мокрого причала…

Дождь ли? Слёзы ли? Прощанье.

И отходит пароход.

Нашей юности года…

Вера и Надежда? Да —

Пой молитву всех влюблённых:

Любим? Значит навсегда!

Чёрные глаза… Молчи!

Шёпот у штурвала длится,

Пена вдоль бортов струится

В блеск тропической ночи.

Южный Крест прозрачней льда,

Снова падает звезда.

Вот молитва всех влюблённых:

Любим? Значит навсегда!

Карие глаза — простор,

Степь, бок о бок мчатся кони,

И сердцам в старинном тоне

Вторит топот эхом гор…

И натянута узда,

И в ушах звучит тогда

Вновь молитва всех влюблённых:

Любим? Значит навсегда!

Синие глаза… Холмы

Серебрятся лунным светом,

И дрожит индийским летом

Вальс, манящий в гущу тьмы.

— Офицеры… Мейбл… Когда?

Колдовство, вино, молчанье,

Эта искренность признанья —

Любим? Значит навсегда!

Да… Но жизнь взглянула хмуро,

Сжальтесь надо мной: ведь вот —

Весь в долгах перед Амуром

Я — четырежды банкрот!

И моя ли в том вина?

Если б снова хоть одна

Улыбнулась благосклонно,

Я бы сорок раз тогда

Спел молитву всех влюблённых:

Любим? Значит — навсегда…

пер. В. Бетаки

Пусть нас называют морской шпаной —

В нас кровь бригантины, бабки шальной.

Чтоб сбить с панталыку чужие суда,

Мы за нос их водим туда и сюда.

Ей-ей, ремесло отборного сорта —

От борта до борта, от порта до порта

Шныряем, девчонкам портовым сродни,

Когда на работу выходят они.

Линкору покорна наша дружина.

Чужак на рейде — попался, вражина,