Редьярд Киплинг - Казарменные баллады и Семь морей (книги стихов)

И по камням разбитым побрела

Ко храму, где давно погас огонь;

И Красный Конь до храма шел за ней

II вдруг умчался в горы — навсегда.

А те. кто пробудил Таманов гнев,

Следили, поднимаясь за туманом,

Как дева на горе войдет во храм.

Она дотронулась до почерневшей,

Нетопырями оскверненной двери,

И буквами древней, чем А-Сафай,

Был высечен Великий Гимн Таману, —

И дважды со слезами отшатнулась

И опустилась на порог, взывая

К Вождю, возлюбленному жениху,

К отцу и к Тору, черному быку,

Ей посвященному. Да, дева дважды

Отшатывалась от ужасной двери

В забытый храм, в котором человеком

Играет, как игрушкою, Таман,

Безглазый лик с усмешкой на устах.

Но в третий раз на каменный узор

Бизеса налегла, моля Тамана

Принять ее как выкуп за Эр-Хеб.

И кто следил, те видели, как дверь

Раскрылась и закрылась за Бизесой;

И хлынул ливень, и омыл Долину,

И таял злой туман, и грохотал

Таманов гром, в сердца вселяя страх.

Одни клянутся, что Бизеса трижды

Из храма жалобно звала на помощь,

Другие — что она бесстрашно пела,

А третьи — что слыхали гром и ливень

И не было ни пения, ни зова.

Но что бы ни было, наутро люди,

От ужаса немые, шли ко храму —

Туда собрался весь Эр-Хеб, и с плачем

Жрецы вступили в страшный храм Тамана,

Которого страшились и не знали.

Пробившаяся в трещинах трава

Раскалывала плиты алтаря,

По стенам проступали нечистоты,

Прогнившие стропила распухали

От многоцветной поросли; проказой

Лишайник изъязвил Таманов лик.

Над ним в купели крови трепетало

Рубиновое утреннее солнце —

Под ним, закрыв ладонями лицо,

Лежала бездыханная Бизеса.

Эр-Хеб за горной цепью А-Сафай

Своей беды свидетель. А-Сафай

О ней поведал Горуху — оттуда

Пришёл на Запад, в Индию, рассказ.

Пер. Андрей Сергеев

Почтовый голубь в Дакку прилетел

От Раджи, с поля грозного сраженья,

И город запылал и опустел.

О голубь, голубь, белокрылый голубь

, Коварный, ложный вестник пораженья!

В путь голубя с собою Раджа взял

, На битву с мусульманами собравшись

. «Вернется птица, знайте — Раджа пал!»

А голубь, голубь, белокрылый голубь

У Раджи на груди дремал, прижавшись.

«Дворец и форт сожгите. Ни следа

Добычи пусть врагу не достается

, И в том костре усните навсегда,

Коль голубь, голубь, белокрылый голуб

ь К стенам дворцовым без меня вернется».

Осилил к ночи Раджа мусульман

И сотни тел их разметал по полю

. Разгорячась, он расстегнул кафтан,

И голубь, голубь, белокрылый голубь

Из плена упорхнул, почуяв волю.

Расправив крылья, в небеса он взмы

л, И не поймать, не подстрелить во мраке

. Уже к рассвету во дворце он был,

О голубь, голубь, белокрылый голубь

Он так спешил, неся погибель Дакке.

И жены Раджи честь оберегли

От поруганъя во дворце любимом

Они себя бестрепетно сожгли,

А голубь, голубь, белокрылый голубь

С голубкой ворковал вдали от дыма.

Коней меняя, Раджа к дому мчал,

Отчаянья давясь беззвучным стоном

Дворец в руинах перед ним предстал,

А голубь, голубь, белокрылый голубь

Кружил над ними в небе полуденном.

Так было. Голубь в Дакку прилетел

От Раджи, с поля грозного сраженья,

И город запылал и опустел —

Исчезла Дакка как престол княженья!

О голубь, голубь, белокрылый голубь

Сгубил столицу вестник пораженья!..

Пер. Яков Берлин

Любовь и Смерть, закончив бой,

Сошлись в таверне «Род людской»

И, выпив, побросали спьяну

Они в траву свои колчаны.

А утром поняли, что вот

Где чья стрела — чёрт не поймёт!

И стали собирать скорей

В траве любовь и жизнь людей,

Не видя в утреннем тумане,

Чьи стрелы были в чьем колчане:

Смерть кучу стрел Любви взяла

И только позже поняла,

Что эти стрелы ей отвратны.

Ну, а Любовь взяла, понятно,

Смертельных стрел весьма немало,

Которых вовсе не желала.

Вот так в таверне роковой

Произошел конфуз большой:

Но кто и чьей сражен стрелой?

Влюбляется старик седой

И умирает молодой.

Перевёл Г. Бен

Стояла роза в рубище в саду,

Ропща на Бога за свою беду.

Внезапный ветер в теплой темноте

Сломал ее одну на всем кусте.

Но Бог, что слышит пыл и свет лучей,

Так, сжалившись, шепнул несчастной ей:

«Сестра, не слышала ль ты голосов.