Редьярд Киплинг - Казарменные баллады и Семь морей (книги стихов)

Простой охотницей она была, как говорят.

Зачем, имея двадцать жен, он взял Лалун, о Боже

И дух смутился в нем. Ее он сзади привязал,

И вновь мы в Дели понеслись, дерясь неутомимо.

Отряд от гибели, как тень, счастливо ускользал.

Из Панипута мчались мы — и были не одни мы.

Но Лутуф-Уллах Попульзай нам не давал уйти.

Отродье Севера, к Лалун пылал он дикой страстью.

Я был готов затеять бой, закрыть ему пути.

«Нет!» — крикнул Сциндия, и я послушался — к несчастью.

За лигой лига — наглый вор маячил за спиной —

За лигой лига — белый путь под белой кобылицей —

За лигой лига — быстр, как Смерть, — за ними и за мной —

Летел, как Время, что века продлилось и продлится.

И жаркий полдень око впил в постыдный наш побег.

Шакалий хохот, волчий вой вторгались в наши уши.

И враг, как коршун, был готов кружить хоть целый век,

И пали сумерки, и страх мою наполнил душу.

Я молвил: «Ждет тебя народ. Забудь ее любовь.

Поверь, при первом свете дня любовь ее убудет

. Подрежь веревки и вдвоем с тобой поскачем вновь».

А Князь в ответ: «Моих Цариц она Царицей будет!

Из всех, кто ест мой хлеб, она одна пошла за мной.

Корона — ей, за то, что в бой за мной пошла по следу.

Один позор я пережил, зачем позор двойной?

Достигнем Дели — рухни всё — я одержал победу!»

Кобыла белая под ним шаталась все сильней.

Взошел вечерний дым печной и опустился ниже.

А Попульзай не отставал — мы шпорили коней —

И близко Дели был от нас, но враг был трижды ближе!

Был Дели близко, и Лалун шепнула: «Господин,

Убей меня — скачи один — хромает кобылица!»

Он крикнул: «Нет!» Она опять: «Скачи, скачи один!»

И отвязалась от седла, и выпорхнула птицей!

Кобылу Князь остановил, кобыла в мыле вся,

И в пене рот, и хрип, и стон, и силы на пределе.

И Господин мой, ей удар смертельный нанеся,

Решил хоть пешим бой принять, почти достигнув Дели.

Но боги милостивы. Князь лежал под скакуном,

Когда услышал крик Лалун, и еле внял он крику.

Любовь и битва перед ним мелькнули кратким сном,

И тьма ему закрыла взор — и я увез Владыку.

Пер. Е.Фельдман

Горе мне за сладкую жизнь —

Что вел я из года в год,

И горе тройное— милой жене,

Что в Шалимаре ждет.

Жизай1 мой отняли они,

Меч, что был остр и нов,

В тюрьме я коротаю дни

За то, что крал коров.

Пусть бык в хлеву ревет чуть свет,

Иат: сеет урожай,

Не ждите, пока меня здесь нет,

Огня и грабежа.

Пусть пожалеет йата Бог,

Как выйду на простор,

Пусть фермерский хранит порог

Усерднее с тех пор.

О, горе, возле жерновов

Я коротаю дни!

О, горе, — слышать звук оков

Звенящих у ступни!

За все, что пало неспроста

Позором на меня,

Отвечу убылью скота

И плясками огня.

Я не успел спереть быка?

Я милостив, видит Бог:

Лишь дотянулась бы рука! —

Возьму не меньше трех!

За то, что этой вот рукой

Гасил я степь в огне, —

Я факелом, мечом, петлей

Страну зажгу вдвойне.

Мчись в Абазай, не трать минут,

Сагиб с волосами, как мед.

Тесней — чем кугтуки1 живут, —

Ляг, бонаирский скот.

Он будет мертвым предо мной,

Конь — в пене, до заката.

Копыта оплачет вороной,

Оплачет белый брата.

Войной, войной на вас пойдем,

Вам прямо в сердце целя,

За то, что сделали вы с вождем

И вором из Зука-Хеля.

А если я попадусь опять

Вы можете, так и быть,

И тухлого мяса мне в рот напихать

И в кожу свиную зашить.

Пер. А. Оношкович- Яцына

…Стояли вечером тогда

На якоре у Лондона Трех капитанов суда;

И первый был Северный адмирал,

от Ская доФэрса один,

И второй был Вэссекских вод и округи всей Господин,

А третий Хозяин Темзы был, и всей рекою владел,

И был он флота всего Капеллан

и был неслыханно смел,

Пушки с серых высоких бортов глядели, полны угроз,

Когда новость о приватире вдруг

торговый фрегат привез.

Ему порвал весь такелаж северных ветров полет,

Его борта одела трава, что в восточных морях растет.

Вправо и влево качала его приливная волна,

А шкипер на люке сидел и глядел

в трюм, пустой до самого дна.

«Закону платил я дань, — он сказал, —

но где Закон что вам мил?

В языческих водах остался я цел,

в христианских обобран был.

Лакедивские ульи коптили вы,

как мы вшей выжигаем, легко,

Не боимся мы Галланга кормы и ныряющей джонки Пей-Хо!