Владимир Маяковский - Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926

Ливень докладов.
        Преете?
            Прей!
А под клубом,
       гармошкой изо́ранные,
в клубах табачных
         шипит «Левенбрей»,
в белой пене
      прибоем
          трехгорное…
Еле в стул вмещается парень.
Один кулак —
       четыре кило.
Парень взвинчен.
        Парень распарен.
Волос взъерошенный.
          Нос лилов.
Мало парню такому доклада.
Парню —
     слово душевное нужно.
Парню
    силу выхлестнуть надо.
Парню надо…
       — новую дюжину!
Парень выходит.
        Как в бурю на катере.
Тесен фарватер.
       Тело намокло.
Парнем разосланы
         к чертовой матери
бабы,
   деревья,
       фонарные стекла.
Смотрит —
      кому бы заехать в ухо?
Что башка не придумает дурья?!
Бомба
   из безобразий и ухарств,
дурости,
    пива
       и бескультурья.
Так, сквозь песни о будущем рае,
только солнце спрячется, канув,
тянутся
    к центру огней
          от окраин
драка,
   муть
     и ругня хулиганов.
Надо
   в упор им —
         рабочьи дружины,
надо,
   чтоб их
      судом обломало,
в спорт
    перелить
        мускулья пружины, —
надо и надо,
      но этого мало…
Суд не скрутит —
         набрать имен
и раструбить
      в молве многогласой,
чтоб на лбу горело клеймо:
«Выродок рабочего класса».
А главное — помнить,
          что наше тело
дышит
   не только тем, что скушано;
надо —
    рабочей культуры дело
делать так,
     чтоб не было скушно.

Пишу про хулиганов,
          как будто на́нятый, —
целую ночь и целый день.
Напишешь,
     а люди
         снова хулиганят,
все —
   кому не лень.

Хулиган
    обычный,
         что домашний зверик,
ваша не померкнет слава ли
рядом с тем,
      что учинил Зеве́ринг
над рабочей демонстрацией
             в Бреславле?
Весть газетная,
       труби погромче!
Ярче,
   цифры
      из расстрелянного списка!
Жмите руки,
      полицейский президент
            и хулиган-погромщик,
нападающий
      на комсомол
            в Новосибирске!

В Чемберлене
       тоже
         не заметно лени
(будем вежливы
       при их
           высоком сане),
но не встанет
       разве
         облик Чемберлений
над погромом,
       раздраконенным в Вансяне?
Пушки загремели,
        с канонерок грянув.
Пристань
     трупами полна.
Рядом с этим
       40
       ленинградских хулиганов —
уголовная
     бездарная шпана.

А на Маньчжурии,
         за линией
идущей
    сквозь Китай
          дороги,
Сидит Чжан Цзо-лин
          со своей Чжан Цзо-линией,
на стол положивши ноги.
Маршал!
    А у маршалов
          масштабы крупные,
и какой
    ему, скажите,
          риск…
Маршал
    расшибает
         двери клубные,
окна школьные
       разносит вдрызг.
Здешняя
    окраинная
         рвань и вонь,
на поклон к учителю идите,
пожимай же
      чжанцзолинову ладонь,
мелкий
    клубный
        хулиган-вредитель!

Конечно,
     должны войти и паны́
в опись этой шпаны.
Десяток банд коренится
в лесах
    на польской границе.

Не время ль
        кончать
         с буржуями спор?
Не время ль
      их причесать?
Поставьте
     такие дела
         на разбор
в 24 часа!
Пора
   на очередь
        поставить вопрос
о делах
    мандаринства и панства.
Рабочие мира,
       прекратите рост
международного хулиганства!

Перья-облака̀,
       закат расканарейте!
Опускайся,
     южной ночи гнет!
Пара
   пароходов
        говорит на рейде:
то один моргнет,
        а то
          другой моргнет.
Что сигналят?
       Напрягаю я
            морщины лба.
Красный раз…
       угаснет,
          и зеленый…
Может быть,
      любовная мольба.
Может быть,
      ревнует разозленный.
Может, просит:
        — «Красная Абхазия»!
Говорит
    «Советский Дагестан».
Я устал,
    один по морю лазая,
подойди сюда
       и рядом стань. —
Но в ответ
     коварная
         она:
— Как-нибудь
       один
         живи и грейся.
Я
   теперь
    по мачты влюблена
в серый «Коминтерн»,
          трехтрубный крейсер. —
— Все вы,
     бабы,
        трясогузки и канальи…
Что ей крейсер,
       дылда и пачкун? —
Поскулил
     и снова засигналил:
— Кто-нибудь,
       пришлите табачку!..
Скучно здесь,
      нехорошо
           и мокро.
Здесь
   от скуки
       отсыреет и броня… —
Дремлет мир,
      на Черноморский округ
синь-слезищу
       морем оброня.