Неоправданное бытиё.
Словно ящеры, ждущие хлеба,
Гнулись чёрные краны к воде,
И вертелись то вправо, то влево,
Чтобы небо на шеи надеть.
А когда в глубину истязанья
Проникали живые слова,
То казалось, — взорвётся молчанье,
И сквозь город прорвётся трава…
Но дворцы были сонны и слепы,
Ты напрасно им в очи глядел.
И гранит, почерневший от гнева,
Напрягая как трещины нервы,
Промолчал и собой овладел.
30.
В асфальтовом небе шуршащие листья,
В осиновых просеках, жёлтых по-лисьи,
Да жёлтая стрелка гласит "Переход"…
Куда он из лета меня приведёт?
За синие рельсы, в проспекты осенние,
По сонным аллеям Лесной Академии,
В Ланское шоссе, чтоб оно, как назло,
На Чёрную речку меня привело.
Там листья, чуть звякнув по бронзе, устало,
Желтея ложатся вокруг пьедестала,
А рядом — скамейки;
А рядом — черно:
На месте дуэли — дуэль в домино.
И жёлтые лица на месте дуэли
Как жёлтые листья поэта обсели,
Шуршат, словно жёлтые сплетни придворных…
— На Чёрную речку!
… А сколько их, чёрных?
31.
Чёрные сучья, белые стены.
Мимо решёток сада
Белой позёмкой улицу стелет
Снежная серенада.
В мире двухцветном,
В мире без красок,
В этом февральском мире
Без остановки автобус тряский
Проходит мимо.
Фары ослепли.
Снег, для чего ты —
В лица молчащих, милых…?
Вьюга любви подхватит кого-то
В этом февральском мире.
Ах, не шутите с белой погодой
Чёрными вечерами —
В мире двухцветном азартный город
В чёт-нечет играет с вами:
Любит — не любит,
Решают разом,
Бесповоротно, мигом…
Как в старом фильме — только две краски
В этом февральском мире.
32.
ЗЕЛЁНЫЙ ЛУЧ
(Р а з г о в о р)
— Послушай, а может быть это зря?
— Что?
— Неожиданно брошенный город,
брошенные дела, по совести говоря…
— Молчи! Там светились в ночи озёра,
озёра, похожие на моря!
— Ты и вправду жаждал полумрака кают,
от всего и от всех закрыться мечтал…?
— Да нет, до отплытья за пять минут
я и сам ничего не знал…
— Но… послушай, когда ты взбежал по трапу,
она была рядом с тобой?
— Да…
— Наверно она стояла у борта,
и волосы свешивались над водой…
— Очень тёмной была вода…
— А там на озёрах русалки поют?
— Поют…
— Но были так плотно задёрнуты занавески
в квадратных окнах кают,
что мы не слышали, как русалки поют
на островках, меж лобастых круч…
— А правда — люди там и боятся, и ждут,
что вспыхнет Зелёный Луч?
— Да…
— Луч был тонкий?
— Зелёный и тонкий — цвета просвеченного листа…
— А ветер?
— Что ветер?
Он валялся в забытых шезлонгах,
когда палуба была предрассветно пуста,
Когда над самым флагом кормовым
сносило узкий дым,
И плащ срывало у неё с плеча…
— Но перед рассветом так холодно на палубе!
— А рассвет — как поворот ключа!
— Но когда вы разговаривали там, на палубе…
— Тот, кто говорит — не увидит Луча!
— Да зачем тебе этот Зелёный Луч?
— Не знаю…
Лучше не мучь
меня вопросами…
Говорят,
что это — Меч, а не Луч.
Его называют Мечом Голода…
— Ну нет — он зовётся иначе.
— Но его называют Мечом Голода…
— Нет, это — Луч Удачи:
Моряки говорят, что всё нипочём
кораблю, который пройдёт под Зелёным Лучом!
— А поморы твердят, что не будет улова
тем, кто прошёл под Зелёным Лучом,
Что карбасы пустыми вернутся, и снова
уйдут…
— Да о чём ты?..
— О чём?
— Ах да — его действительно называют мечом:
Мечом Голода, и чем зеленей, тем злей…
— Но зелёное не сулит голода!
А если по ней???
По ее глазам, по её плечам.
А впрочем, не верю никаким лучам:
Я видел сосны и валуны
едва ли выше волны,
Я видел воду! И где-то за ней —
плоский, как блин, один
Островок деревянных церквей…
— Ты в них входил?
— Входил.
— С ней?
— . . .!
Мудро пусты,
Лесисто пусты
Северные скиты,
Узкий, как лезвие, свет из окон,
И никаких икон,
И никаких алтарей внутри,
И никаких колец.
И в щели — звёзды, как фонари,
И совсем не зелёный лес ночью…
— Ну а Зелёный Луч?
— Неважно, лучше не мучь…
— Так его называют Мечом Голода?
— Нет, нет — совсем иначе…
— Но его называют Мечом Голода!
— Нет, это — Луч Удачи!
— Так правы моряки?
— Не знаю… молчи.
— Или правы поморы?
— Не знаю… молчи!
Только мне никогда не найти ключи
Читать дальше