Александр Гельман: Последнее будущее

Открывается выставка
колен и коленок
мужчин и женщин,
старых и молодых,
колени всей моей жизни,
частная коллекция,
впервые в мире!

Сначала вы увидите мои колени, уж извините,
бугристые, волосатые,
две китайские мордочки, если присмотреться.
Распухшие, старые колени моей бабушки Цюпы,
боль из них простреливала
все ее тело до самых корней волос.
Отца моего Исаака – исхудавшие, высохшие,
почти обнаженная кость.
Пухленькие, как подушечки,
коленочки моей внучки Евы.
Почерневшие, отмороженные колени
моего брата Шаюни, /зима 42-го,
Бершадское гетто, Украина/.
Колени-маски,
колен и-кулаки,
большие, круглые, мягкие, как груди,
вздрагивающие от страха,
опущенные на землю колени униженных,
кающихся, присягающих на верность,
сжимающие, как клещи, хищную мужскую руку,
и рядом – призывно разведенные колени женщины,
открывающие с ума сводящее место,
пьяные колени немолодой продавщицы,
которым все равно, в каком они положении.
Вы увидите целый народ,
поставленный на колени
перед другим народом,
глаза этих народов,
в одних – спесивое самодовольство,
в других – затаенная жажда мести.
Господи, не дай мне дожить до тех дней,
когда спрятанное выйдет наружу...

О, колени – локти ног, локти судьбы!
Заходите на выставку колен всей моей жизни,
разрешается щупать, фотографировать,
за небольшую плату
можете выставить собственные колени
на всеобщее обозрение.

Впервые в мире!
Колени всей моей жизни!
Частная коллекция!
Вход бесплатный!

Мама приснилась,
сказала «а я тебе здесь братика родила
вместо погибшего в сорок втором Шаюни»,
сказала «так что не бойся там умереть,
тебя ждет здесь брат»,
сказала «он растет, как я захочу -
то быстрей, то медленней,
когда бы ты ни прилетел к нам,
ему будет ровно двадцать,
ты будешь старый, он – молодой»,
сказала «я ему о тебе рассказываю все, что помню,
нарисовала твое лицо на ладони его правой руки,
чтобы ангелы, с которыми он здоровается по утрам,
почувствовали, какой ты у меня красивый»,
сказала: «не тяни, прилетай, вся семья будет в сборе,
одного тебя не хватает».

Он соединял смыслы,
которые никогда не находились бы рядом,
он соединял слова,
будто это люди,
стреляющие друг в друга,
он любил Мандельштама
больше, чем себя.
Он надеялся, верил,
что из всего, из чего ничего не выходит,
когда-нибудь что-нибудь выйдет.
Чтобы не убедиться в обратном,
прыгнул с высокого моста в бездну,
пятидесяти лет от роду,
в Париже.
Стихи он писал по-немецки -
на языке,
который убил его маму,
поколебал его веру в Бога

А сверх всего
эта еврейская тоска
ожидание смерти
не от Бога,
от соседа

А сверх всего
эта еврейская надежда,
голая, как новорожденный,
хватающий ротиком воздух,
в котором нет ничего.

А сверх всего
эта еврейская мудрость,
иссохшая, вечная,
исток возрождения-гибели,
колыбель трагического бессмертия.

А рядом с моим домом, в баре,
пока еще не убившие
выпивают с пока еще не убитыми,
обмениваются любезностями,
рассказывают анекдоты.

Душа еврея в моей душе
неумолима, неукротима,
она не спит никогда -
поэтому я могу спать каждую ночь,
она не верит никому,
поэтому мне позволено
забываться, обманываться,
она не боится смерти,
поэтому меня угнетает
предстоящее исчезновение.
Верующая душа еврея
в безбожной душе атеиста -
Господи, только ты мог создать подобное!

Ночью,
спасаясь от смерти,
я сбежал в чей-то сон
на другом конце города
Утром, за завтраком,
незнакомый мне человек,
рассказывал жене:
«Представляешь, первый раз в жизни
приснился еврей,
влетел, запыхавшись,
дышит, как паровоз,
небритый, немолодой,
испуганный,
к чему бы это?»
«Не знаю, не знаю, -
озабоченно отвечала жена, -
никогда не слышала,
чтоб кому-нибудь из наших знакомых
снились евреи».

То забываю, то вспоминаю,
что скоро умру.
Забываю легко, незаметно,
день-другой живу, как бессмертный,
смерть, однако, дремлет недолго,
просыпается резко,
и меня, старикашку,
властно ставит на место.
Я подчиняюсь -
пишу завещание,
что делать с вещами,
усердно читаю Тору,
грехи заношу на листочек
для предъявления Богу,
когда посещу синагогу.
Но вдруг в голове смещается нечто
и снова-опять начинается вечность.
Вот так и живу,
то забывая, то вспоминая,
что скоро умру.