Эйс Криге - Бесприютное сердце (сборник)

белее облаков лежат на глади вод,

оставив прыть, она все медленней течет,

деревьям, и траве, и зернам золотым

даруя благодать течением своим.

Она несет расцвет весны в плаще зеленом

смарагдовым полям и шелковистым склонам,

где ветер вечно льнет к пшенице и цветам,

как ласковый жених к любимым льнет устам,

от радости дрожа, где в солнечной теплице

прохладный виноград меж листьями таится,

соперничая, там плоды его висят

прозрачней, чем янтарь, чернее, чем агат,

день ото дня круглясь, очищенные зноем,

пока не брызнет сок сверкающим настоем,

и, в чанах вспенившись, не хлынут через край

шафрановый мускат и розовый токай,

хрустальным золотом, в котором бьется свет,

червонным, пламенным - дороже в мире нет!

как будто в глубине кровавого рубина

играют блики солнц иль отсветы камина.

Она равно живит и василек, и мак,

и клевер на лугу, и каждый в поле злак,

мерцающий прибой колосьев, что на нивах

в алтарном свете дня стоят у вод сонливых;

как канделябры - строй стеблей тучноленивых,

что станут жертвами, чьим ласковым теплом

уже сейчас вовсю поют серпы кругом

над праздником земли, над пышным урожаем

о том, сколь он велик, богат, неподражаем,

беременный зерном, и сладким изможденьем,

и счастьем бытия, и вечным возрожденьем!

До срока в семенах таится древний зов,

которым пробужден земли живой покров.

Из комьев налитых, из тьмы и неги сонной,

пропитанной дождем и оплодотворенной,

все рвется в высоту и жадно ищет света,

и тянется к нему, как чистый звук кларнета,

и, выйдя наконец из полузабытья,

вновь познает и боль, и радость бытия.

О мирная река, великая река,

ленива по-людски средь глины и песка,

что в берегах идет и в камышах шуршит,

что обняла поля и больше не спешит,

в полуденных лучах желтея, как самшит,

и в полуночный час, луною осиянна,

как в раковине, гул и шепот океана

несет на гребне волн, чей голос в тишине

является свежо, как голос друга, мне,

и с горечью звучит речного русла дека

о том, что есть в душе любого человека.

О тихая река, широкая река,

как далеко течет она издалека,

то устремясь вперед, то извиваясь боком,

то повернувши вспять, чтоб свидеться с истоком,

средь пиков голубым горит хрустальным оком,

и, низвергаясь вниз, гремит, и, трепеща,

колеблет стебли роз и усики плюща,

чтоб выйти на простор, едва касаясь слуха,

как мысль из глубины возвышенного духа.

Как заповедь, в своем движении тверда,

верна людским делам до Божьего суда,

кротка, она идет, вздыхая на приволье,

как, странствуя, святой идет на богомолье,

благословен и он, и все, что в мире с ним,

как будто озарен сей мощный пилигрим

любовью вечною; в его глазах земля

спокойно отразит хлеба и тополя...

Река! О, широта картины вдохновенной!

Правдива и щедра, пульсирующей веной,

свой путь прияв как долг, массив волны священной

ты вольно гонишь ввысь из тесного мирка,

чтоб на грядущий день взирать издалека

на силу, красоту, на истины его;

верна самой себе, хранишь в душе родство

с народною душой, чей образ в водах чистых

навеки отражен средь чащ тысячелистых;

так в сердце у тебя живет легко и стройно

все то, что дел людских и памяти достойно;

во времени своем неколебима ты,

как Божий вертоград в вертепе суеты,

и жаждешь созидать, воспламенив народы

огнем борьбы, надежд и естества природы,

чтоб жизнь наследовать и снова видеть всходы.

О истовый покой, где ясный дух ее

любовью жертвенной питает бытие,

о беззаветный дар, ток благодати млечной,

о изобилья рог, источник жизни вечной!

О нежная река! Зерцало тишины...

Там дремлют облака и двойники луны,

там тени движет ночь, и с пеньем кружат воды

мерцание ее и тихие восходы,

там звездный свод дрожит, звеня, и чередой

там падает звезда, сверкая, за звездой...

*

Когда же зимний ветр, с усердием бывалым

надувши паруса, вздымает вал за валом,

вспухает, почернев от ярости, она,

таранит берега, обломки валуна

по дну, кроша, влачит, и с воем водопада

несется вскачь ее свирепых волн громада.

Гигантская река, что катит испокон

сверкающую зыбь сквозь заросли времен,

усиливая мощь на каждом повороте,

всегда стремясь уйти, неистова в работе,

достигнув зрелости за десять долгих лун,

чтоб выйти наконец под грохот водных струн

и рухнуть в океан среди песчаных дюн!