Генри Лонгфелло - Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения.

Прочь из темноты закоулка! из укромных углов!
Никаких возражений! они не помогут тебе: я знаю все и выведу тебя на чистую воду.

Я вижу тебя насквозь, ты не лучше других,
Ты не заслонишься от меня ни смехом, ни танцами, ни обедом, ни ужином, ни другими людьми,
Я вижу сквозь одежду и все украшения, сквозь эти мытые холеные лица,
Вижу молчаливое, скрытое отвращение и ужас.

Вашего признания не услышать ни жене, ни другу, ни мужу
Об этом страшном вашем двойнике, который прячется, угрюмый и мрачный,
Бессловесный и безликий на улицах, кроткий и учтивый в гостиных,
В вагонах, на пароходах, в публичных местах,
В гостях у мужчин и женщин, за столом, в спальне, повсюду,
Шикарно одетый, смеющийся, бравый, а в сердце у него смерть, а в черепе ад;
В костюме из тонкой материи, в перчатках, в лентах, с поддельными розами,
Верный обычаям, он ни слова не говорит о себе,
Говорит обо всем, но никогда — о себе.

Allons! сквозь восстанья и войны!
То, к чему мы идем, не может быть отменено ничьим приказом.
Привела ли к победе былая борьба?
И кто победил? ты? твой народ? Природа?
Но пойми меня до конца: такова уж суть вещей, чтобы плодом каждой победы всегда становилось такое, что вызовет новую схватку.

Мой призыв есть призыв к боям, я готовлю пламенный бунт.
Тот, кто идет со мной, будь вооружен до зубов.
Тот, кто идет со мной, знай наперед: тебя ждут голод, нужда, злые враги и предатели.

Allons! дорога перед нами!
Она безопасна — я прошел ее сам, мои ноги испытали ее — так смотри же не медли,
Пусть бумага останется на столе неисписанная и на полке нераскрытая книга!
Пусть останется школа пустой! не слушай призывов учителя!
Пусть в церкви проповедует поп! пусть ораторствует адвокат на суде и судья выносит приговоры!

Камерадо, я даю тебе руку!
Я даю тебе мою любовь, она драгоценнее золота,
Я даю тебе себя самого раньше всяких наставлений и заповедей;
Ну, а ты отдаешь ли мне себя? Пойдешь ли вместе со мною в дорогу?
Будем ли мы с тобой неразлучные до последнего дня нашей жизни?

Река, бурлящая подо мной! Тебе смотрю я в лицо!
Вы, тучи на западе, ты, солнце почти на закате, вам также смотрю я в лицо.

Толпы мужчин и женщин, в будничных платьях, как все вы мне интересны!
И тут, на пароме, сотни и сотни людей, спешащих домой, вы все для меня интересней, чем это кажется вам,
Вы все, кто от берега к берегу будете год за годом переезжать на пароме, вы чаще в моих размышленьях, чем вам могло бы казаться.

Неощутимую сущность мою я вижу всегда и во всем.
Простой, компактный, слаженный строй, — пускай я распался на атомы, пусть каждый из нас распался, — мы все — частицы этого строя.
Так было в прошлом, так будет и в будущем,
Всечасные радости жизни — как бусинки в ожерелье — при каждом взгляде, при каждом услышанном звуке, везде, на прогулке по улицам, при переезде реки,
Теченье, так быстро бегущее, спешащее вместе со мною туда, далеко,
И следом за мною — другие, и связь между ними и мной,
Реальность этих других, их жизнь и любовь, и слух, и зренье.

Другие взойдут на паром, чтоб с берега ехать на берег,
Другие будут смотреть, наблюдая теченье,
Другие увидят суда на севере и на западе от Манхаттена, и Бруклинские холмы на юге и на востоке,
Другие увидят большие и малые острова,
Полвека пройдет, и на переправе их снова увидят другие, и снова солнце увидят, почти перед самым закатом,
И сто лет пройдет, и много еще столетий, и все это снова увидят другие,
И будут радоваться закату, и спаду прилива, и обнажившему берег отливу.

Ничто не помеха — ни время, ни место, и не помеха — пространство!
Я с вами, мужчины и женщины нашего поколения и множества поколений грядущих,
И то, что чувствуете вы при виде реки или неба — поверьте, это же чувствовал я,
И я был участником жизни, частицей живой толпы, такой же, как всякий из вас,
Как вас освежает дыханье реки, ее широкий разлив — они и меня освежали,
Как вы стоите над ней, опершись о перила, несомые быстрым теченьем, так сам я стоял, уносимый,
Как видите вы, так видел и я неисчислимые мачты, широкоствольные трубы больших пароходов я видел.

Я сотни раз пересекал эту реку и видел солнечный диск почти перед самым закатом,
Я видел декабрьских чаек, я видел, как на недвижных крыльях они парят над водой, слегка покачиваясь в полете,
Я видел, как желтый луч зажигает их оперенье, но часть его остается в глубокой тени,
Я видел медлительные круги, друг за дружкой бегущие борозды от кораблей, направлявшихся к югу,
Я знаю, как небо, по-летнему синее, отражается в тихой воде,
Я знаю, как ослепляет сверкающий солнечный след,
Как выглядит ореол из лучей, подобных тончайшим центростремительным спицам, вкруг тени, упавшей от моей головы на воду, искрящуюся под солнцем,
Я любовался прозрачной дымкой, окутывающей холмы на юге и юго-западе,
Смотрел на дымы, косматые, словно овечье руно, и чуть отливавшие фиолетовым,
Смотрел на внешнюю гавань и на входящие в порт корабли,
Следил, как приближались они, и на них были те, кто мне близки,
Я видел белые паруса плывущих шлюпок и шхун и видел суда на якоре,
Матросов, крепящих снасти, карабкающихся на мачты,
И круглые мачты, и зыбкие палубы, и змейками вьющиеся вымпела,
Большие и малые пароходы, и лоцманов в лоцманских будках,
И белый след за кильватером, и колеса, дрожащие в быстром вращенье,
Я флаги всех наций видал, я видел, как опускают их на закате,
Как черпают землю со дна машины, и волны бегут кружевами, крутя и дробя свои белые гребешки,
Пространства, бледнеющие вдали, и в доках гранитные серые стены портовых складов,
И ввечеру, на светлой воде — темнеющие буксиры, прижавшиеся к бортам широких, медлительных барж, и лодки, груженные сеном, и кое-где — запоздалые лихтеры [143] Лихтер — несамоходное грузовое судно, служащее для дальних перевозок на буксире. ,
И там, во тьме, на другом берегу — разверстые зевы плавильных печей, пылающих ярко, слепящих глаза, бросающих свет на кровли домов и в провалы улиц из черноты, где бешено пляшет их красный и желтый огонь.