Елена Степанян: Сборник стихов

Но у вдовы Подольского курсанта
Такого права нет.
В межзвездный мрак
Ее душа сигналы посылает.
И никакой надежды на ответ.

Итак, она была одной из них.
С конца войны минуло десять лет.
Ей было тридцать.
Все ее подруги
Уже привыкли к участи своей.
Они пытались с жизнью примириться,
Любовников каких-то заводили.
Но это ничего не изменяло.
Любовник заменить любви не может.
Любовник – это суррогат любви.

Она решила умереть, не сдавшись.

Она мечтала в детстве стать актрисой.
Но это не было желанье славы,
Подделанное под любовь к искусству.
А как иначе сделаться Джульеттой
И умереть, чтобы любовь восславить?
Воскреснуть —
и опять Джульеттой стать!
Ты видишь, Время,
Кому-то удалось тебя схватить
И заключить в душе —
И пусть в локальной битве,
Но вышел победителем Шекспир!

Актера ремесло – преображенье
Души, подвластной телу,
В душу без оков.
О счастье дивное – повиноваться
Тому, кто сотворил твою судьбу
И высший смысл вложил
в поступок каждый!

О если бы и в жизни было так!
О кто бы нашу горестную жизнь
Нам рассказал, за нас ее осмыслив!
Тогда не страшно жить,
Не страшно умирать,
И только вечно длится воскресенье.
– —
Она сумела вовремя понять,
Что ей талант актерский не достался.
Верна своей любви, она пошла в театр
Джульеттам-Розалиндам шить наряды.
И там, где золушкой она служила,
Она однажды стала королевой.
– —
Он полюбил ее еще до встречи.

Не первой юности актер провинциальный,
Со скрипом принятый на третьи роли,
Бездомный, ночевавший где попало,
Он задремал в гримерке
И во сне
Услышал, как позвали:
– Суламифь!

Он так был изумлен, что просыпаться
Не захотел.
Но снова прозвучало:
– Да где ты, Суламифь?
И между сном и явью
Граница стерлась —
Вздумалось когда-то
Ее назвать родителям-евреям
Тем именем таинственным,
Тем словом,
Которое Всевышний Бог избрал
Любви-Мессии позывными.

И он их принял и решил:
Она
Его полюбит.
И тогда свершится
Всё, для чего он шел сюда годами
Через огромную, как мир, страну.

С войны минуло десять лет.
В России
Настала небывалая пора:
Ни Сталина, ни немцев, ни царей,
Ни крепостного права, ни монголов.
Израненными крыльями взмахнув,
Она, не веря счастью, поднялась
В космическую высь.
Во всех театрах
От Эривани до Владивостока
В те дни Шекспира ставили взахлеб.

И возвращались павшие в сраженьях
В объятья юных матерей.
Звучало
Над колыбелью их на все лады:
– Любить, любить
Отчизну, ближних, дальних!
Твоей душе принадлежит весь мир —
Земная глубь и высота небес,
День нынешний
И бесконечность Завтра.

Так Павел некогда коринфян уверял.
И многие восприняли всерьез.
И вера их по кругу всей земли
Немало сотворила чудных дел.

Но оказалось, что не кончен спор
Архангелов и полчищ сатаны,
И враг хитрей, чем мы предполагали.
Он отступил, перегруппировался
И двинулся на нас из всех щелей.

Идет и топчет Павловы деянья
И всё, что впопыхах успели сделать мы.

Да где же мы сейчас?
Какие песни
Звучат кругом!
В них о любви – ни слова.
Здесь каждое дыханье славит смерть.

Похоже, наш корабль прибило к аду...

Ну что ж, придется на берег нам выйти
И волоком тащить сквозь этот ад
Себя самих и всё, чем живы мы.

И ради тех, кто в нас
Живет любовью нашей,
Мы перетерпим всё —
Чтоб не погибнуть им.
Коль нет иных путей —
Прорубимся сквозь смерть.
И поглядим назад
И изумимся:
Пошел на убыль ад,
В небытие сползает.
– —
Коринфяне спускаются с небес
И землю принимают во владенье.
Всё сбудется, Павел их учил.

Давайте им навстречу полетим!
Расскажем обо всём, что было с нами,
И песни наши лучшие споем.

Илья был человек как мы, —
Сказал апостол Иаков.
От этих слов захватывает дух,
И плоть от этих слов трепещет.

Илья был человек как мы —
До неба ростом,
Он небо от дождя замкнул
И молниям повелевал.

Когда жрецы Ваала избивали
Пророков Божьих в Самарии,
Он прятался в расселине скалы,
Но не пошел в Иерусалим —
Он не хотел,
Чтобы служители Господня Храма
Из зависти к пророческому дару
Его убили там.
Ведь он был человек,
Как мы —
Нагой,
Без хлеба и без крова,
От бегства непрестанного он задыхался,
И он пред Господом рыдал
И умолял
Вернуть вдове единственного сына —
И Бог его молитве внял. —