Антология - Западноевропейская поэзия XХ века

Церкви, улицы, вокзал
Тьмой объяты похоронной.
Под мостом — ладья Харона [4] Харон — перевозчик душ в царство мертвых ( греч. миф. ). .
В простынях — кровавый шквал.

О, как бьет крылами в ночи душа:
В пастушеский век брели мы вдоль дремотных лесов,
И нам служили красный зверь, зеленый цветок и говорливый ключ,
Смиренные. О первобытный напев сверчка,
Цветенье крови на жертвенном камне
И крик одинокой птицы над зеленым безмолвием вод.

О звезда крестовых походов и вы, пламеневшие муки
Плоти, пурпурных плодов ниспаданье
В вечерних садах, где от века мы набожно дни проводили,
Отроки, воины ныне, в бреду кровавом и звездном.
О кроткий дар ночных синецветов.

О времена тишины и осеннего злата,
Когда мы, монахи, прилежно пурпурные гроздья сбирали,
И окрест светились роща и холм.
О вы, охоты и замки; покой вечеров,
Когда справедливое мыслил в затворе своем человек,
Бога живую главу уловляя молитвой немой.

О горькое время конца,
Когда мы в чернеющих водах узрели каменный лик.
Но любящие, осиянны, серебро своих век подымут —
Единый род. Струится волной с заалевших подушек
Ладан, и воскресших сладостно пение.

Каждый день желтое солнце уходит за холм.
Прекрасен лес, темный зверь,
Человек — пастух иль охотник.

Пурпурно забьется рыба в зеленом пруду.
Под округленным небом
Молча рыбак в синем челне проплывает.

Медленно зреют гроздь и зерно.
Когда к вечеру клонится день,
Добро и зло созревают.

Когда наступит ночь,
Тихо подымет путник тяжелые веки.
Из темной пропасти хлынет солнце.

Под вечер уже не слышна
Кукушкина жалоба.
Ниже клонится рожь,
Красный мак.

Черная ходит гроза
Над холмом.
Старая песня кузнечиков
Замерла.

Не колыхнется, не дрогнет
Листва каштанов.
Платье твое шумит
Вниз по лестнице.

Слабо светит свеча
В темной комнате.
Ладонь серебряная
Тушит ее.

Ночь беззвездная,
Бесшумная ночь.

Леса осенние шумят на закате
Оружием смерти, и поля золотые,
И синее море; над ними
Темное катится солнце, ночь встречает
Мертвых бойцов, сумасшедшие жалобы
Их изувеченных губ.
Но тихо копится в зелени луга
Красное облачко, укрывшее гневного бога, —
О лунный холод пролитой крови…
Все дороги вливаются в черный распад.
Под златошумной кроной звезд и ночи
Бродят тени сестер в молчаливой роще,
Где ждут их души героев, кровавые очи;
И тихо звучат в камыше темные флейты осени.
Алтарь медно-грозный поставлен во славу гордой печали,
И если разум еще не угас, то виной — необъятная боль
И нерожденные внуки.

О сумасшедший город, где вечером
У черной стены замирают увечные липы,
Где из серебряной маски смотрят глаза недоброго духа,
Где за каменной ночью гонится свет, сжимая магнитный бич,
О подводный гул колоколен…

Шлюха в ледяной судороге рожает мертвую девочку,
Божий гнев бешено хлещет по лбу одержимых,
Чума красногубая; голод выпил зрачков зеленую воду.
И это золото с его жуткой улыбкой.

Но в пещерах в кровавом поту молчаливое трудится племя,
Из твердых металлов плавит главу избавителя.

Я призывать к проклятьям не смогла.
Кичиться злобой не мое призванье.
И только жалость, боль и состраданье
Я через эти годы пронесла.