Антология - Западноевропейская поэзия XХ века

Всем воздухом владеет птица,
Всеми хвоями на соснах,
Над горами взмыв на веснах,
Взмыв на крыльях по-над брегом.

Я омертвен блеклой стужей,
Я осыпан белым снегом,
Ты опет песком пустынь,
Вольный дикий лебеденок.

Сияет солнце для тебя,
Тебе не страшен буйвол бури, —
Крылья выше туч возносят,
Вольный дикий лебеденок.

Я во прахе копошусь.
Себя за горло взять могу всегда.
И — прочь из жизни! Но куда?

Те, кто умывается холодным потом пытки, —
в спазмах истязания,
в огне геенны, —
вправе запеть;
и сделай они это,
возник бы двусмысленный язык, населенный
чудовищами
антонимов.

Но молчат: заткнул
кляп судьбы
разинутые глотки; молчат и теперь.
Ибо слова их — немы
для нас, густая икота уничтожения;
нам, кто вправе слушать,
судьба заткнула разинутые уши.

Таращимся друг на друга.
Наши глаза, их глаза
обманывают, и обманываются,
и надеются обмануться
внешним человекоподобием.

Прервется молчание — пропадем.

Пока мы сжимали друг друга в объятьях,
кони Апокалипсиса [3] …кони Апокалипсиса… — В Апокалипсисе или «Видении Иоанна Богослова», части Нового завета, повествующей о конце света и Страшном суде, в определенной последовательности появляются четыре коня, знаменующие гибель и уничтожение всего сущего. уже пустились вскачь.
Или нам не было слышно? О,
слышно, но звук долетал издалека,
оборачиваясь чем-нибудь относительно невинным:
газетной передовицей, последними известиями по радио.

Один раз я побывал в их лапах,
побывал — и чудом ускользнул невредимым,
ускользнул невредимым,

и поэтому та смерть — не в счет,
не в счет — след когтей на шее.
Я лишь один из многих.

Передовицы и последние известия
были стенами нашего приюта,
под потолком полыхало пламя
догорающих городов.
Мы не любили смотреть наверх, но, глядя наверх,
мы видели пламя.

Не из страха закрывали мы глаза и не из
равнодушия к чужому горю затыкали уши,
не из решимости
убежать оказались мы вдвоем, а единственно потому,
что непременно нужен кто-то,
о ком думаешь в последний час,
о чьем спасении мечтаешь.
Иначе — смерть нестерпима.

Так я нашел тебя, и, может быть,
избрав меня, ты об этом догадывалась.

Иначе бы мы не могли сжимать друг друга в объятьях,
когда кони Апокалипсиса уже пустились вскачь
и мы знали, что под их копытами,
как орехи, трещат черепа.

В небе — мертвенный металл.
Ржавью, в бурях завихрённой,
Мчат голодные вороны —
Здешний край уныл и вял.

Тучу луч не разорвал.
Сатаной усемеренный,
Разногласный, разъяренный
Грай над гнилью зазвучал.

Клюв за клювом искромсал
Сгустки плесени зеленой.
Из домов — глухие стоны,
Театральный блещет зал.