Михаил Херасков - Собрание сочинений

Подъ лунною чертой Духъ темный обитаетъ,
Который день и нощь по всѣмъ странамъ летаетъ,
Раждаетъ онъ вражды между земныхъ Князей;
230 Раждаетъ мятежи, разрывы межъ друзей,
Онъ вноситъ огнь и мечь въ естественны законы;
Гражданску точитъ кровь, колеблетъ Царски троны;
Сердца тревожитъ онъ, супружни узы рветъ;
Всѣхъ мучитъ, всѣхъ крушитъ, Раздоромъ онъ слыветъ.
235 Сей Духъ существовалъ при сотвореньи неба;
Единородный сынъ и Нощи и Ереба,
Во мракѣ утаясь, сiянье похищалъ,
Молчащу тишину, ставъ бурей, возмущалъ,
Во мразѣ крояся, сражался съ теплотою,
240 Онъ воздухъ воружалъ на брань съ водой густою.
Когда въ Едемѣ жилъ безбѣдно человѣкъ,
Во древѣ знанiя скрывалъ желѣзный вѣкъ;
Надъ нашимъ праотцемъ, праматерью прельщеннымъ,
Плодомъ возликовалъ вкушенью запрещеннымъ;
245 На шарѣ здѣшнемъ онъ отъ тѣхъ времянъ живетъ;
Гнѣздилище его и царство цѣлый свѣтъ.
Онъ сѣетъ тамо зло, гдѣ только есть народы;
Пустыни гдѣ найдетъ, мутитъ песчаны воды;
Дыхаетъ пламенемъ изъ чрева онъ земли,
250 Бросаетъ въ ярости о камень корабли;
Въ пучинѣ воздуха онъ скорби разтравляетъ;
Онъ движитъ бурями, и громы составляетъ;
Болѣзни, горести, земное каждо зло,
Изъ мрачныхъ чреслъ его въ сей мiръ произтекло.
255 Безбожiе, во тму бездонну погруженно,
Лежало будто бы перуномъ пораженно;
Кометѣ пламенной его подобенъ видъ;
Терзаютъ грудь его досада, гнѣвъ и стыдъ.
Туманны очеса на Iоанна взводитъ,
260 Ожесточается, трепещетъ, въ ярость входитъ,
Вѣщаетъ: Нѣтъ! Москвѣ не дамъ торжествовать!
Смущу Казань! смущу! адъ будетъ ликовать!
И страшный пламенникъ рукой дрожащей емлетъ;
Изъ вѣчной тмы ползетъ, главу свою подъемлетъ,
265 Шипящи у него ехидны вкругъ чела,
Изображали страхъ разгнѣваннаго зла;
Куда ни ступитъ, все мертвитъ и пожигаетъ;
Въ свирѣпствѣ, въ бѣшенствѣ къ Раздору прибѣгаетъ;
Чего ты мѣшкаешь? со стономъ вопiетъ:
270 Въ прiятной тишинѣ покоится весь свѣтъ;
Казань безпечною любовью услажденна,
Иль скоро быть должна Россiей побѣжденна,
Или не постыдясь невольническихъ узъ,
Съ Москвою рабственный содѣлаетъ союзъ,
275 Настанетъ здѣсь покой! Почто, почто коснѣешь?
Стыдись, что званiе Раздора ты имѣешь;
Смутило бъ я весь мiръ, но дѣло то твое:
Для сихъ великихъ дѣлъ имѣешь бытiе.
Безбожiе Раздоръ къ злодѣйству ополчаетъ,
280 И пламенникъ ему изъ рукъ своихъ вручаетъ.
Со скрежетомъ сказавъ: Гряди, гряди въ Казань,
И тамо сѣй вражду, мятежъ, измѣну, брань!…
Ко поднебесности восточной уклонился,
И пламенной змѣей Раздоръ въ Казань пустился;
285 Любовью видитъ онъ Сумбекинъ полный взоръ;
Но въ грудь ея взглянувъ, прочелъ на ней притворъ,
Примѣтилъ скрытую у ней на сердцѣ рану,
Къ Алею хладъ одинъ, но всю любовь къ Осману,
Тогда объемля градъ геенскихъ мракомъ крилъ,
290 Съ Сумбекой на вражду Османа примирилъ.
Любовной страстiю Царица ослѣпленна,
Не зрѣла бездны той, въ котору углубленна;
И терна межъ цвѣтовъ не чувствуя она,
Склонила злобнаго къ совѣту Сагруна;
295 Признанiемъ болѣзнь сердечну облегчила;
Нещастная! она злодѣю мечь вручила;
Открылась во всей мучительной любви,
Возобновленный жаръ казала во крови,
Но миръ уставленный, прiятный миръ съ Османомъ,
300 Еще прикрасила лукавствомъ и обманомъ;
Повѣдала она предвозвѣщанья тѣ,
Которы ей изрекъ супругъ ея въ мечтѣ,
Что грома страшнаго не будетъ слышно брани,
Доколѣ Царь Алей не выдетъ изъ Казани.
305 Коль мнѣ изгнать его, возкрикнула она,
Мгновенно закипитъ кровавая война;
Когда съ нимъ купно жить, и здѣсь Царя оставить,
Спокойства сладкаго не можно мнѣ возставить;
Что дѣлать, и къ чему нещастной прибѣжать?
310 Того люблю, того не смѣю раздражать.

Сагрунъ, который ихъ какъ тартаръ ненавидѣлъ,
Вяимая рѣчи тѣ, вблизи надежду видѣлъ;
Надежду лестную, котора наконецъ
Казанской для него вдали плела вѣнецъ;
315 Густыми мраками лукавства онъ увился,
Недоумѣющимъ, задумчивымъ явился;
Не показующiй измѣны никакой,
Нахмуренно чело дрожащей теръ рукой;
По томъ какъ будто бы тревожась и робѣя,
320 Вѣщалъ: усилила Царица ты Алея;
Мы бременемъ его руки угнетены;
Кѣмъ сѣти для него быть могутъ сплетены?
Я только то скажу, что жалость я имѣю;
Но далѣе вѣщать не долженъ и не смѣю.
325 Вѣщай, и не страшись, Сумбека вопiетъ;
Ахъ! естьли грѣхъ любить, такъ цѣлый грѣшенъ свѣтъ.
Увы, нещастная! но я вѣнца лишуся,
Когда отсель изгнать Алея соглашуся;
Слова пророчески могуль пренебрегать?
330 Могу ли завсегда Османа убѣгать?
Сумбека мучилась, Сумбека тосковала,
И руки у раба рыдая цѣловала.
Къ толикимъ низостямъ приводитъ нѣжна страсть!
Влекущiй по цвѣтамъ Сумбеку въ стыдъ, въ напасть,
335 Сагрунъ вздыхая рекъ: Нещастная! тобою,
Твоей любовiю, и лютою судьбою,
Разтрогалась душа; подамъ тебѣ совѣтъ;
Но можетъ быть его почтетъ жестокимъ свѣтъ;
Однако гдѣ волна ладью къ скаламъ бросаетъ,
340 Тамъ каждый плаватель себя отъ волнъ спасаетъ.
Ты вѣдаешь, что два, столѣтiя назадъ,
На мертвомъ черепѣ воздвигнутъ здѣшнiй градъ,
Но вмѣсто должныя главы Махометанской,
Обманомъ въ землю скрытъ невольникъ Христiянской;
345 И здѣсь погребена Россiйская глава,
А тѣмъ пророчески нарушены слова,
Которыхъ никогда Сагрунъ не позабудетъ:
Чья будетъ здѣсь глава, того и царство будетъ!
И такъ прейдетъ во власть Россiянъ городъ сей,
350 Коль мы не отвратимъ погибели своей;
Когда пророчества народу не припомнимъ,
И ясныхъ словъ такихъ мы свято не исполнимъ.
Въ вѣщанiяхъ всегда безплотный справедливъ:
Алей во градѣ семъ не долженъ быти живъ.
355 Не мысли, чтобы сей совѣтъ внушала злоба,
Но чаю, твой супругъ не съ тѣмъ возсталъ изъ гроба,
Чтобъ главный нашего отечества злодѣй,
Супругу получилъ и тронъ его, Алей;
Не можно склонну быть ему на мысль такую;
360 Я инако слова пророчески толкую,
И тако думаю, что втайнѣ думалъ онъ,
Для точной пагубы Алея звать на тронъ,
Алей уйдетъ отсель, я то вѣщаю смѣло;
Но не уйдетъ его изъ стѣнъ Казанскихъ тѣло;
365 Махометаниномъ развратникъ сей рожденъ,
И долженъ быть на немъ сей городъ утвержденъ,
Невольничью главу его главой замѣнимъ,
Себя чрезъ то спасемъ, во благо зло премѣнимъ,
Его погибелью Казанцовъ оживимъ,
370 Супругу твоему вниманiе явимъ;
Но, впрочемъ, на моихъ словахъ не утверждайся,
Страдай, крушись, терпи, и браней дожидайся!