Виктор Гюго - Том 12. Стихотворения

4

Неслись приветственные клики,
Старался кто как мог:
«Светило — наш Луи великий,
Луи великий — бог!»

Сгибался Боссюэ понуро,
Стихами льстил Расин,
Глядеть порой на бога хмуро
Умел Корнель один.

Наш мир устроен очень странно:
В восторге род людской,
Олимп, хотя бы деревянный,
Увидев над собой.

Нередко Лафонтен в аллее
Свои стихи читал.
С улыбкой басням чародея
Придворный сброд внимал:

И царедворец искушенный,
Умело гнущий стан,
И герцог, сумрачный и сонный,
Бавиль, Френез, Таванн,

И Лувуа, палач кровавый,
И Шамильяр-лакей…
Всех рассмешить умел на славу
Сей чарователь змей!

5

Была природа в парке этом
Как будто неживой;
Как будто с выспренним сонетом,
Возились там с травой.

Все было чинно, тихо, гладко.
Ленотр и Жан Люлли
В садах и танцах беспорядка
Стерпеть бы не могли.

Застыли тисы, точно в трансе,
Равняли строй кусты,
И приседали в реверансе
Заученном цветы.

Дубам нещадно обкорнали
Густые ветки их,
Чтоб королям напоминали
Александрийский стих.

Вид обездоленный и хилый
Собою сад являл:
Казалось, что Баттё унылый
Его продиктовал.

6

«Вельможи, грабьте без стесненья!»
Кричали короли.
С улыбкой муза Просвещенья
Склонялась до земли.

Проныра муза вдохновенно
Умела льстить и лгать
И у прохожих откровенно
Подачки вымогать;

Храм Аполлона величавый
Усердно стерегла
И у дверей торговлю славой
По мелочам вела.

На кальвинистов шло гоненье,
Везде царило зло, —
Меня же стригли без стесненья
Под гребень Буало.

У Ментенон кривились губки
В улыбке неземной.
Был чертом этот ангел в юбке, —
И вот уж кровь рекой

Из Нантского эдикта хлещет,
Тревожа предков сон,
И д'Обинье в гробу трепещет,
И тяжко стонет он.

Все мог купить король без спора.
Сердца, и честь, и кровь,
У судей — совести укоры,
У женщины — любовь.

Очерчен едким Сен-Симоном,
Двор как живой возник:
На троне — призрак, а за троном
Всесильный духовник.

7

Мне ненавистно это время
Злодеев и тупиц.
Не по плечу пигмеям бремя
Величья без границ.

Грозит и правым и неправым
Владыка эшафот.
На смену парикам кудрявым
Век пудры настает.

Спустился на народ голодный
Слой пудры, как туман.
В чести уже не плут безродный,
А важный шарлатан.

Искусство тащится за модой.
Всем подданным в пример,
Луи Пятнадцатого одой
Дарит хитрец Вольтер.

Власть короля глупа на диво.
У мысли заткнут рот.
В шуршащих юбках горделиво
Монархия плывет.

Но грозные слышны удары,
Земля дрожит — и вот
Бежит от справедливой кары,
Как вор, весь этот сброд.

Пока кружились мошки в танце
Над головой моей,
Не стало шума, блеска, глянца,
Не стало королей.

8

Мне хорошо: ушла тревога,
Нестройный шум умолк,
Украсила мой парк берлога,
И стал монархом волк.

В лучах полуденных расту я,
Откинув прежний страх,
И революция, ликуя,
Цветет в моих ветвях.

От Трианона пахнет тленьем.
Он мертв, но я живу
И глушь вокруг не запустеньем,
А вольностью зову.

Хромал наследник, и с изъяном
Был королевы стан.
Теперь я подружился с Жаном:
Проворен, ловок Жан!

Мне поцелуй крестьянки звучный
Милее во сто крат,
Чем ловкого Данжо докучный,
Обдуманный разврат.

Приятней лес, и ветер свежий,
И луг, и блеск зари,
Чем туфельки (ах я, невежа!),
Графини Дюбарри.

Меня не окружает боле
Бесчестье прежних дней.
Приятней мне цветок на воле,
Чем во дворце — лакей.

Весна, мне нрав твой своевольны;
Приятней и милей,
Чем их позор самодовольный
И золото цепей.

Не слышно шуток Рокелора
И праздной болтовни,
Но больше воздуха, простора,
Ясней и чище дни.

Теперь я нунциев не вижу,
Сановных нет господ,
Зато мне с каждым часом ближе
Лазурный небосвод.