Виктор Гюго - Том 13. Стихотворения

Бывает, дух, изнемогая,
Смирится под своим ярмом:
Дрожат нагие, лед лобзая,
И дорожат слепцы бельмом;
Встает ущерба призрак вещий;
Мельчают, убывая, вещи,
Мельчают люди наконец!
Повсюду мертвенность и тленье…
Так наступает вырожденье
Бесстрастных и тупых сердец.

Народом иногда (что сталось
С Элладой, Римом?) в некий день
Овладевает вдруг усталость,
Ему нести величье лень.
«Довольно, — скажет он, — Ахиллов,
Солонов, Брутов и Эсхилов!
Героев светлых хватит с нас,
Чья историческая слава,
Как мост гигантов величавый,
В лазурь, сверкая, вознеслась!

Нам в Пантеонах, Парфенонах,
Нам в Пропилеях проку нет,
В челах, звездами озаренных…
Нам лишь бы не простыл обед!
Что нам история? Восславим
Тот пир, что мы сегодня правим,
Скрыв черных преступлений след!
Пусть, розовым венком играя,
Нам пляшет женщина нагая,
На ножку нацепив браслет!..

Мы — атеисты-неофиты,
Наш новый дух неповторим;
В Афинах пусть живут Терситы,
Пусть Давы населяют Рим!
Победа, дряхлая старуха,
Пусть доживает век стряпухой,
Мы покорять не мыслим мир.
Нам пламень Прометея нужен,
Чтобы сварить горячий ужин,
Задать Тримальхионов пир».

И вот народ, вчера великий,
Стал хил; могила перед ним
Раскрыла жадно пасть: безликий,
Он сер и стелется как дым.
Лютея, ночь осатанела,
Судьбу и души тьмой одела,
Укрыла вороватый шаг.
Толпа спит, ест, поет, хлопочет
В низкопоклонстве. И не хочет
Заря рассеять этот мрак.

Увидев, что бескрыл мужчина,
Тоскует гордая жена
И мучится стыдом за сына,
Которого родить должна.
В такой вот смутный час, мыслитель,
Встань на борьбу! Неси, воитель,
Неси для тех, в ком веры нет,
Пред кем без славы даль убога,
Чей мир уныл и пуст без бога,
Идеи неугасный свет!

Когда в расчетливости грубой
Погряз и закоснел твой век,
Воспрянь! В безвременье сугубо
Велик великий человек.
Ты видел, посреди развалин,
Как величав, хоть и печален,
Колонн несокрушенный ряд?
Поверженные великаны,
Когда лежат, — они титаны,
Когда над павшими стоят!

Сквозь дождевую сеть сиял закат, печален.
Как золотой фронтон классических развалин,
Дуб шелестел листвой.
Даль моря в клубах волн у края небосклона
Казалась мраморной поверженной колонной,
Зеленой и витой.

Волна, кипя, неслась, как в пене кобылица,
И отблеск чьих-то глаз светился, как зарница,
В небесной глубине.
Шли без числа валы, бежали в вечной смене,
И гулом колесниц на сумрачной арене
Их шум казался мне.

Пучина темноты! Там Прометеи в безднах
Таятся, духи тьмы кишат в мирах надзвездных.
О небо-океан,
Титанов скрыло ты в своих глубинах вечных,
И сколько гениев в просторах бесконечных
Я вижу сквозь туман.

Привет тебе, о жизнь, о ночь, о сфинкс-загадка,
Душа всемирная, с тобой слиянье сладко,
Я верю глубоко,
Мне в лоно вечности отрадно погрузиться,
Мне в безднах полночи — как в темной чаще птице
Привольно и легко!

В непостижимое стремлюсь проникнуть взором:
Мудрец и праведный запятнан наговором,
Закрыты небеса.
К добру слепому зло пристроилось слугою.
Но вижу с радостью: под дверью роковою —
Сиянья полоса.

Друзья, я вновь взялся за свой любимый труд,
Меня уже давно перо с бумагой ждут;
Вот я пишу стихи, отрывки для романа,
Пытаюсь, как могу, уйти от зла, обмана,
От эгоизма, лжи, и слышу все ясней:
Слов зыбких океан шумит в душе моей.

Значенье слова «труд» прекрасно и глубоко,
В нем жизнь рабочего и заповедь пророка!
Труд — наш священный долг, хвала ему и честь!
Он принуждение, но в нем и воля есть.
Поденщики труда сурового свободны.

Зачем тебе, мудрец, раздумывать бесплодно,
Забыв про все дела, мысль в слово воплощать
И беспредельное в предельное вмещать?
Романы! Что нам в них? Что нам стихов звучанье,
И фразы громкие, и темных бездн зиянье,
Все тайны, жизнь и смерть, неведомый закон
Произрастания лесов, людских племен,
И гробовая сень, что скрыла царства мира,
Жизнь человечества, загадка, что Шекспира
Терзала и куда вперял пытливый взгляд
Тацит, историю творя, и Данте — «Ад».
К чему искусство, стиль, все формы, все затеи,
Строфа Горация, Лукреция спондеи,
Все те, кто жар души в звучанье слов вложил:
Исайя, Пиндар, Плавт, Амос, Софокл, Эсхил, —
Все то, что делает наш род людской великим?
Как я устал внимать таким сужденьям диким,
Нелепых доводов мне ль не знаком трезвон!
Я сам на колесе искусства Иксион.