Афанасий Фет - Полное собрание стихотворений

Их вместе видя и, к тому же,
Когда и оба влюблены,
Возможно ль умолчать о муже
В день именин его жены?

Союз, по правде, идеальный,
И чудо ангел совершил:
Воды мытищинской кристальной
Струю в вино он превратил.

Но на что твоей матери лампа ночная?
Нет, не мучай меня, не терзай ты до слез!
Ведь и солнце в дому, и луна молодая…
Нет, не мучай меня, не терзай ты до слез!

Оглянитесь вы на бога!
Как соседа не проведать?
Привезли дождя мы много;
Не приедете ль обедать?

О боже, боже! все народы мне
Покорны, как-то — Азия, Европа,
Америка и Африка и… и…
И Полинезия. — На море и на суше
Найдется ли единый человек,
Который бы бестрепетно дерзнул
Стать пред моими светлыми очами?
Уж подлинно в сорочке я родился,
Чего-чего нет только у меня?
Здоровья ли? Хоть борода седеет,
Но я болезни знаю лишь по слуху —
И силы мне еще не занимать.
Намедни как-то шут мне надоел
А всё он мне по глупости угоден, —
Я дал ему щелчка полушутя,
Без памяти бедняга с ног слетел,
и три часа водою отливали.
Богатства ли? И поминать не стоит!
У мужика иного столько ржи
И за сто лет в амбаре не бывало,
Как у меня одних бурмицких зерен,
Алмазов, изумрудов, а про деньги
Уж я молчу. Про то хоть знают все,
А вот про что один я только знаю:
По всем садам моим и по лесам
С червонцами да с мелким серебром
Сороковые бочки позарыты.
Про них молчок. Но драгоценней их
Есть у меня сокровище и клад,
Который день и ночь алмазным блеском
Горит тихонько — камень-самоцвет.
Клад этот ты, голубка, дочь моя,
Смиренная, прекрасная царевна
Анастасия. Грешный человек,
Я ей отец, а видеть не могу
Я равнодушно кротости такой
И красоты девичьей ненаглядной.
Уж подлинно что камень-самоцвет:
Горит, дрожит и прямо в душу светит
И, точно камень, слова не проронит.
Да, я и царь счастливый и отец.
Отец счастливый? Максимилиан!
Как только ты дерзнул о том помыслить?
Знать, у тебя совсем отшибло память,
Что ты забыл ту лютую змею,
Которая ехидными зубами
Тебе всосалась в сердце и не даст
Ему одной минуты отдохнуть.
Чего-чего я над собой не делал:
Всех знахарей сзывал и колдунов —
Шептали, обливали и курили.
Звал что ни первых в царстве генералов —
Вот хоть Баркаса. — Старый я осел.
И потому осел, что болен я,
Душою болен — этой жгучей, колкой
И ядовитой раной. — Вот и глуп.
Забыл, что люди — колотушки, пни
Да наковальни; куй на них железо,
По головам лупи их молотком,
А смыслу ты от них не добивайся,
Спроси у пня, что можно ли коню
Перелететь овраг семиаршинный?
А если заскрыпит да засопит,
Так скажет: надо бы ему поглубже
Копыта запускать под чернозем.
Где им понять, чего и сам-то я
Понять не в силах? Статочная ль вещь…
Нет, не могу — ей-богу, не могу!
Как только вспомню, весь я расхвораюсь,
Желчь закипает, разум мой мутится,
И слезы злобы горько жгут глаза.
Мой сын, мой сын, единственный мой сын,
Престола моего один наследник,
Как будто бы в насмешку над моей
Высокою судьбой, сын мой Адольф
Всему назло один мне непокорен.

Что это? Трубный звук и славы звук.
Но славою давно я избалован.
Случаются и тут переполохи:
Какой-нибудь там забурлит король,
Нам дань свою соскучится платить, —
Так и пошлешь надежных генералов;
Побьют, порубят всех, заполонят —
И дело в шляпе. Вот в последний раз
Султан арапов белых возмутился
И даже к нам, к столице нашей славной
Гонец донес мне на два перехода
С несметной ратью подступить успел.
Но генерала я послал Баркаса, —
И вот труба победу возвещает.
Сегодня в ночь, еще до петухов,
Баркас прислал ко мне с веселой вестью.
Теперь с победы прямо все войска
Передо мной церемоньяльным маршем
Пройдут, — затем и этот малый трон
Велел я для царевны приготовить.
Да что ж она, голубушка моя,
Нейдет? — Ах, эти мамки, няньки!

Здорова ли ты, ласточка моя?
Вставай и сядь здесь рядом на престоле.
Бывало, мать-покойница твоя,
Дебелая была она царица,
В торжественные дни всё тут садилась.

Что лупите дурацкие белки?
Пойдут войска, — смотрите, чтоб царевна,
Помилуй бог, чего не напугалась.