Мишель Уэльбек - Оставаться живым

Вот он я перед тобой,
Перед входом в новый мир.
Вглубь иду почти слепой,
Слыша лишь секунд пунктир.

Есть другой, есть новый мир.

Все начинается с этого акта, к которому наименование «плотский» пристало,
Поскольку лучший термин подобрать сложно.
Акта, в котором мы используем, однако, немалую часть нашего духовного потенциала
И нашей веры,
Ибо создаем условия не только для одного существа, но для целого мира, для нового рождения, новой меры.
Мы фиксируем его начало, а также конец, возможно.

Нечто животное присутствует в нем подспудно,
Что с женщиной соотнести весьма трудно,
Я имею в виду - с женщиной наших дней,
Такой, какой мы ее знаем,
Входящей в метро,
Потерявшей способность к любви, забывшей о ней.

Есть также это движение - поцелуй, который так естественно устремлен к рукам, губам или векам
При виде появившегося сморщенного предмета,
Который был хорошо защищен, пока не случилось это,
Но теперь грубо выброшен в мир и становится человеком.
Его паденье необратимо,
И мы оплакиваем это паденье.

Но есть еще эта вера - в мир, свободный от зла,
От стонов, страданий, мир, прозрачней стекла,
Где ужас рождения, сам его факт
Воспринимается как дружественный акт.
Я имею в виду такой мир, где можно было бы жить
От самого первого мига
И до конца, до кончины, естественной и нормальной,
Мир, о котором не говорит ни одна наша книга.

Но он существует - потенциально.

Это как вена, убегающая под кожей, когда ее ищет игла,
Это как пламя, такое красивое, что его не хочется погасить, лучше сгореть дотла.
Задубевшая кожа, местами почти что синяя,
Но это похоже на бодрящий холодный душ - момент, когда игла впрыскивает свой яд.
Мы уходим в ночь, наши руки слегка дрожат, но наши пальцы ищут друг друга, и наши глаза горят.

Это утро на кухне; все вещи стоят на своих привычных местах покуда.
В окне - развалины, в засорившейся мойке - невымытая посуда.
Однако все, абсолютно все изменилось; новизна ситуации неисчерпаемая и безбрежная.
Вчера вечером, ты это знаешь, мы круто свернули в сторону неизбежного.

В то мгновение, когда твои мягкие пальцы, крохотные зверьки, вцепились в мои, сжав их нежно и так внезапно,
Я понял, что совершенно не важно, когда я стану твоим любовником - сегодня или же завтра.
Я видел: нечто уже рождается, и это нечто нельзя осознать в обыденных категориях.
После некоторых биологических революций действительно появляются новое небо, земля, новая территория.

Еще ничего не случилось, но мы не можем уже избавиться от этого головокружения.
Такие силы пришли в движение, с которыми не заключишь мировую.
Как морфинисты или погибшие за Христа, жертвы любви были жертвами счастья вначале.
И жизнь, которой мы прежде не замечали, растет нынче утром в колоссальных пропорциях в нас.

Странно, это обычный рассвет, день только начат,
Но мир, когда мы вдвоем, воспринимается совершенно иначе.
Я не знаю, что творится сейчас - между нами любовь?
Или произошла революция?
Начинается новая эра?
После нашего разговора ты пошла и купила биографию Робеспьера.

Знаю только, что покорность судьбе улетучилась с легкостью шелушащейся кожи,
И это меня наполняет неистовой радостью, ни на что не похожей.
Я знаю, что сейчас открывается новый срез истории, для которого ещё не найдено слово.
Сегодня и на неопределенное время мы входим в другой мир, и я знаю, что в нем все разрушенное можно построить снова.

Были ночи, когда мы забывали о смысле борьбы, о цели.
Мы дрожали от страха, на огромной равнине одни.
Наши руки болели.
Были робкие ночи и ночи смелее, чем дни.

Как кувыркается в воздухе сбитая пулей птица,
Перед тем как упасть и разбиться о камни дорог,
Ты шатался, о чем-то простом говоря, не чувствуя ног,
Прежде чем рухнуть на землю и в пыль повалиться.
Я держал твою руку и отпустить не мог.

Нужно было найти новый угол атаки,
Выйти из боя, пойти в направленье Добра.
Я помню наши дешевые пистолеты из Чехословакии,
Это было почти вчера.

Свободны и крепко связаны общей болью старинной,
Шли мы голой равниной.
От каждого шага звенела, растрескавшись, вся земля.
А до войны, товарищ, здесь были поля.