Александр Кондратьев - Боги минувших времен - стихотворения

Кто только ни желал назвать моей своей,
Кто ни ловил меня, любовь, любовь мне предлагая!
Ах, не ко всем богам равно была строга я!..
Ярило и Дажбог… Не помню, кто милей.
Но счастья моего не много было дней.
Однажды с девами земным, вся нагая,
На берегу реки резвилась я. Пылая,
Большой костер горел из хвороста и пней…
В честь Солнца и Воды был праздник. Друг за другом
Скакали девушки через огонь. Подругам
Я крикнула: «Бегу! Глядите на меня!»
И прыгнула. Но тут внезапно бог огня,
Меня схватив, унес. Очнулась я с испугом
Царицей недр земных, где глаз не знает дня.

Не знаю никого, кто б в горе мне помог.
О, дочь любимая, прекраснейшая, где ты?!
Забавы прерваны и песни не допеты!
Едва вкусившую от сладостных тревог,
Тебя, злосчастную, в подземный свой чертог,
Объятый тишиной и сумраком одетый,
Унес из области цветущей светлой этой
На ложе брачное коварный Чернобог!..
Где Нега, та страна, в которой он живет?!
Я днем и при луне врата в нее искала…
Пусть недоступно ты, о царство Припекала, —
Укрытый от живых в тебя найду я вход!
Мне сам Перун клялся, что меньше чем чрез год
Весна воротится, смеяся, как бывало.

Над погибшим божичем Ярилой
Плакала тоскующая Лада:
«Ты куда ушел, моя услада?!
Оживи, вернись, мой божич милый!
Не хочу, чтоб взят ты был могилой,
Чтоб тебе была Марена рада.
Ах, очнись! Сказать мне что-то надо…
Пробудись! Услышь мой стон унылый!..
Пусть любила не одна тебя я,
Пусть тобой любимо было много, –
Все мы стонем, все у Чернобога
Просим, слезы на песок роняя [25] Слезы соответствующей вендской богини, когда оплакивала возлюбленного, падая на песок, обращались в янтарь. В русских хороводных песнях оплакивается Ярило, лежащий в гробу, в желтом песке. ,
Чтоб тебя от смертного порога
Нам вернула Мать Земля Сырая»…

Как туча черная, мой темен грозный лик,
Глядящий на тебя со дна священной чаши.
Ты счастлив, что теперь не могут лица наши
Иначе встретиться — под грозный бранный клик.
В кипящей кровию живых и мертвых каше.
Узнал бы ты тогда, как Чернобог велик,
Какой бы ни был твой народ или язык,
Как ни были б крепки бойцы и копья ваши!
Теперь я только тень былых победных дней,
Лишь слабые черты воинственного бога
На тусклом серебре. Вина на них возлей
До вытертых краев. Зови меня и пей
Из кубка моего. И ночью у порога
Сереброусого ты узришь Чернобога.

Кто из сестер-богинь злосчастнее, чем я?!
Что стало с юностью и красотой моею!
О прошлом вспомню лишь, и прямо цепенею.
О, где ты, родина прекрасная моя?!
Когда-то жизнь и смерть в груди моей тая,
Теперь лишь смерти хлад я на устах имею.
Дохну, и все вокруг объято станет ею…
С тех пор как теплые я бросила края,
Где я была — туман над бездной моря синей,
И на полночь ушла вслед за ордой славян,
В стране лесов, болот, где мрак, снега и иней,
Я перестала быть прекрасною богиней [27] У русских славян стала богиней зимы («Зимней Матреной»). .
Закутав шубою мой прежде стройный стан,
Чтоб слез не видели, творю вокруг туман.

Пусть говорят, что Лель с Полелем – плод
Досужих вымыслов писателей старинных,
Что ты ни в хрониках, ни в сказках, ни в былинах
Их не найдешь имен. Пусть ни среди болот,
Ни в сенях чаш лесных у брега сонных вод,
Ни средь пустынных скал на высотах орлиных,
Ни в зарослях цветов, пестреющих в долинах,
Никто не видел их… Но отчего лишь лед
Растает на реке, и снег исчезнет с луга,
И ласковым теплом в лицо дохнет Апрель,
А у околицы призывная свирель
Пастушья зазвучит, — к тебе твоя подруга
Прижмется, сладкого исполнена недуга,
Кто в сердце у нее поет: свирель иль Лель?