Игорь Северянин - Том 1. Громокипящий кубок

На деревне калякают девки (любопытство у горя на страже!):
Знать, у Феклы запачкана совесть, или бремени ждет в животе:
Потому что из солнечной девки, веселящей, здоровой и ражей,
Стала попросту старой унылкой, на какой-то споткнулась мечте.

Вот еще и вчера Евфросинью, повстречав на покосе, священник
(Ныне новый в селе; я не знаю, как зовут молодого попа)
Говорил: «Вот какая-то Фекла, мне сказали, мутится от денег,
Все боится воров, скопидомка, ну а замуж — должно быть глупа».

Заклевали меня, оболгали! Из веселой когда-то, из смелой
Стала я, от любви безысходной, мокрой курой и дурой для всех.
Пожалей же меня, мой уклюжий! Полюби же меня, мой умелый!
Разгрешилась на девке деревня — значит девку попутает грех!

Солнце Землю целовало —
Сладко жмурилась Земля.
Солнце Землю баловало,
Сыпля злато на поля.

Солнце ласково играло
В простодушной похвальбе.
И Земля его избрала
В полюбовники себе.

И доколе будет длиться
Их немудрая любовь,
Будет мир в цветы рядиться,
В зелень вешнюю лугов!

Сидел на пристани я ветхой,
Ловя мечтанье тихих струй,
И посылал сухою веткой
Тебе, далекой, поцелуй.

Сидел я долго-долго-долго
От всех вдали и в тишине,
Вдруг ты, пластичная как Волга,
Прошла по правой стороне.

Мы увидались бессловесно,
Мы содрогнулись — каждый врозь.
Ты улыбалась мне прелестно,
Я целовал тебя насквозь.

И я смотрел тебе вдогонку,
Пока не скрылась ты в лесу,
Подобно чистому ребенку,
С мечтою: «все перенесу»…

День засыпал, поля морозя
С чуть зеленеющей травой…
Ты вновь прошла, моя Предгрозя,
И вновь кивала головой.

Хороша кума Матреша!
Глазки — огоньки,
Зубки — жемчуг, косы — русы,
Губки — лепестки.

Что ни шаг — совсем лебедка
Взглянет — что весна;
Я зову ее Предгрозей —
Так томит она.

Но строга она для парней,
На нее не дунь…
А какая уж там строгость,
Коль запел июнь.

Полдень дышит — полдень душит.
Выйдешь на балкон
Да «запустишь» ради скуки
Старый граммофон.

Понесутся на деревню
«Фауст», «Трубадур», —
Защекочет сердце девье
Крылышком амур.

Глядь, — идет ко мне Предгрозя,
В парк идет ко мне;
Тело вдруг захолодеет,
Голова в огне.

— Милый кум…
— Предгрозя… ластка!.. —
Спазмы душат речь…
О, и что это за радость,
Радость наших встреч!

Сядет девушка, смеется,
Взор мой жадно пьет.
О любви, о жгучей страсти
Нам Июнь поет.

И поет ее сердечко,
И поют глаза;
Грудь колышется волною,
А в груди — гроза.

Разве тут до граммофона
Глупой болтовни?
И усядемся мы рядом
В липовой тени.

И молчим, молчим в истоме,
Слушая, как лес
Нам поет о счастье жизни
Призрачных чудес.

Мнится нам, что в этом небе
Нам блестят лучи,
Грезим мы, что в этих ивах
Нам журчат ключи.

Счастлив я, внимая струям
Голубой реки,
Гладя пальцы загорелой,
Милой мне руки.

Хорошо и любо, — вижу,
Вижу по глазам,
Что нашептывают сказки
Верящим цветам.

И склоняется головка
Девушки моей
Ближе все ко мне, и жарче
Песнь ее очей.

Ручкой теплою, любовно
Голову мою
Гладит долго, поверяя
Мне беду свою:

«Бедность точит, бедность губит,
Полон рот забот;
Разве тут похорошеешь
От ярма работ?

Летом все же перебьешься,
А зимой что есть?
По нужде идешь на место, —
То-то вот и есть».

Мне взгрустнется поневоле,
Но бессилен я:
Ничего я не имею,
Бедная моя.

Любишь ты свою деревню, —
Верю я тебе.
Дочь природы, дочь простора,
Покорись судьбе.

А она уже смеется,
Слезку с глаз смахнув,
И ласкается, улыбкой
Сердце обманув.

Я прижмусь к ней, — затрепещет,
Нежит и пьянит,
И губами ищет губы,
И томит, томит.

Расцелую губки, глазки,
Шейку, волоса, —
И ищи потом гребенки
Целых два часа.