Андрей Плигузов: Стеклянная гора

Все хорошо, и я закончил книгу
быстрее, чем надеялся - в полгода,
и все забыл. А голова кружится
в искусственном дыхании войны:
рот-в-рот, и воздуха другого
уже нельзя вдохнуть. Со стороны
покажется: вот целовались двое,
еще, еще - так смерть целует нас
всех без разбору. Скоро будет свадьба.
Попробую, пока еще не поздно,
бегом бежать по этой вот строке
в безбрежное пространство над рекой,
где запоздалый самолетик клена
без звезд и без крестов на фюзеляже
пикирует на заросли осоки,
чтобы уже весной приняться в рост –
вот с ним бы я и рос, глотая воду,
и землю, и огонь из-под земли.

Всем двором читали книжку:
две страницы у меня,
две страницы у Валерки,
пять страниц унес Серега,
и никто найти не может,
три страницы сторожит
Барсик с острыми когтями,
и еще с одной страницей
Митька к старшим пристает.
Он пока не ходит в школу
и всего четыре буквы
разбирает на странице:
букву М и букву И,
букву Т и букву Я.
У меня идут солдаты,
бьют в походный барабан,
у Валерки катят пушки,
ранен храбрый генерал.
Говорят, что у Сереги
Точат сабли партизаны –
и Ура! Огонь!! Вперед!!!
И у Барсика поймали
(жалко, что листок оборван)
фра-и-цузского шпионов
и они сидят и плачут.
А у маленького Митьки
наши, красные ребята
поднимают русский флаг.
Всем двором читали книжку,
значит, общая победа,
из пистонных пистолетов
будет вечером салют.
Всем двором палили в воздух,
все стреляли без разбору,
чуть не сбили самолет.

Эти ребята, которые забивали гвоздь
и кричали: Несите скорей молоток и топор!
И так забили, что гвоздь прошел насквозь,
Даже и не заметили, как повалили забор.

Растрепанный Левка бегом прибежал из подъезда
и всем говорил, что он ночевал на вокзале,
Валерка и Петька примчались на самокате,
а маленький Славка приехал на божьей коровке.
Секретное дело решали они за сараем,
шептались, меняли две гайки
на гвоздь и почтовую марку,
и только успели сменяться,
как их поезда загудели,
и их самолеты взвились,
и их самокат газанул,
и Валерка и Петька стрелой
полетели за ним,
и Левка опять побежал ночевать на вокзале,
а Славка остался и божью коровку
держал на ладошке,
потому что она не железная,
пускай отдохнет.

Мы лазили на крышу
и видели Гагарина,
и слышали, как летчики
друг с другом разговаривают!
Мы тоже им кричали,
покуда не охрипли,
и флагом так махали,
что звезды с неба сыпались.
И после этой вахты
у нас в открытом космосе
друзья - все космонавты,
все летчики знакомые!

Сегодня Митьке семь,
сегодня будут гости,
сегодня торт пекут
большой, как колесо.
Вот дождик пробежал
и во дворе оставил
отважным мореходам
глубокие моря.
А мы на подоконник
уселись как синицы,
и солнечного зайчика
держали на коленях.
Он теплый, он щекочется,
и нам домой не хочется.
Как хорошо, что праздник!
Что радугу подвесили!
Что Митьке - ровно семь,
а завтра будет больше.
И снова будут гости,
и радуга и дождик,
и флаги на параде,
и синие моря.
И маленький кораблик,
и капитанский мостик,
и мы на подоконнике,
и так - сто лет подряд!

В увеличительном стекле
стоит такое солнце,
что тонкий лучик на столе
бумагу жжет и жжется.
И даже дальняя Луна
в бинокль как ближняя видна,
лежит как на ладони:
вон луноход, а вон обол-
тус Петька забивает гол,
и пляшет на газоне.
- Да разве Петька на Луне?
Когда он вот он — на стене,
а вот уже на крыше!
- Примите извинения!
Ошибка наблюдения!
Луна вон там, повыше!
Глядите, стал длиннее склад,
перевернулась чайная,
все это фокусы стекла,
и мы не отвечаем.