Или унес к себе домой
От этой жаркой, твердой тверди,
Чтоб их не мучил больше зной,
Хоть за минуту перед смертью.
Чтоб там, в стакан вместясь с трудом,
Зашевелили лепестками
И робко в комнате потом
Тебя глазами бы искали.
И этот благодарный взгляд
Тебе бы был всего дороже,
Всех славословий и наград
И жизни всей дороже тоже.
Когда-то самый лучший
Российский богомаз,
Что попадать научен
Не в бровь, а прямо в глаз,
Знакомых сельских модниц,
Ведя на небеса,
Одел под богородиц —
Иконы написал.
Конечно, он язычник
Без всяких выкрутас,
И явно неприличен
Его иконостас.
Но клобуки и митры
Знакомых мужиков
Сошли с такой палитры,
Исполненной стихов,
Что самый строгий схимник,
Прижизненный святой,
Смущен, как именинник,
Подарка красотой.
И Бог их не осудит
Хотя бы потому,
Что их не судят люди,
Любезные ему.
И Петр, узнав Андрея
Под ангельским венцом,
Закрестится скорее
И ниц падет лицом.
……
В картинной галерее,
Где вовсе не собор,
О тех же эмпиреях
Заходит разговор.
Стоят немея люди
И думают одно:
Заоблачное чудо
На землю сведено.
Все нам покажет сразу,
Загадочно легка,
Невежды богомаза
Наивная рука.
Я пришел на ржавый берег [77]
Я пришел на ржавый берег
Перемятых рыжих скал,
Где когда-то Витус Беринг
Адмиралом умирал.
Где, весенней силой полны,
Силой солнца и воды,
Напряженно и безмолвно
Выгибали спину льды.
Океан упрятал тело
Под саженный теплый лед,
Заворочался в постели.
Потянулся и встает.
Ледяное одеяло
Разрывает в лоскутки,
Грозным гневом обуялый
Тычет в небо кулаки.
И взволнованные воды,
Сотрясая якоря,
Подбивают пароходы
На прогулки по морям.
Океан затем разбужен,
Что весною корабли
Плыть готовы хоть по лужам,
Только б дальше от земли.
Он затем весной разбужен,
Что пролеживать бока
Круглый год совсем не нужно
Морякам и рыбакам.
Океан затем разбужен
От трехмесячного сна,
Что уже слабеет стужа
И командует весна.
Если б люди без флотилий
Проводили свою жизнь —
Океана б не будили,
Без него бы обошлись…
Я устаю от суеты
И ухожу сбирать цветы.
Я нахожу в любом цветке
Сопротивление тоске.
И я завидую ему —
Немому другу моему.
Цветок не вовсе даже нем,
Но этих специальных тем
Касаться нынче не хочу.
Цветы сбираю — и молчу.
Остановит лошадь конный,
Дрогнет ветхое крыльцо,
Исказит стекло балкона
Отраженное лицо
И протянет всадник руки
Прямо к ржавому замку,
Конь шарахнется в испуге,
Брошен повод на луку.
Вслед за солнцем незакатным
Он поскачет все вперед,
Он по мостикам накатным
Перейдет водоворот.
Ради жизни, ради слова,
Ради рыб, зверей, людей,
Ради кровью налитого
Глаза лошади своей.
Не в пролитом море чернил [80]
Не в пролитом море чернил
Мы ищем залоги успеха, —
Мы ищем, что мир схоронил,
Себе схоронил на потеху.
Что он от других уберег,
Таких же строителей жадных,
Умеющих кайлами строк
Врубаться в словарь беспощадно.
Но золото скрыто на дно,
И эту тяжелую тайну
Записывать нам суждено
Воистину только случайно.
Случайно руда найдена,
Хотя полноценна и щедра,
И будто до самого дна
Земли открываются недра.
И можно порвать черновик
И легкой походкою зверя
Уйти от могущества книг,
В могущество леса поверя.
Ощутил в душе и теле [81]
Ощутил в душе и теле
Первый раз за много лет
Тишину после метели,
Равномерный звездный свет.
Если б пожелали маги
До конца творить добро,
Принесли бы мне бумаги.
Спички. Свечку. И перо.
Кама тридцатого года [82]
По камским берегам каемкою
Звероподобные коряги —
Сюжеты скульптора Конёнкова,
Заполонившие овраги.
Читать дальше