Джакомо Леопарди: Стихотворения

Возвышенный твой ум, Торквато, небом Нам отдан навсегда. Тебе достались горькие рыданья, А страстный дух упрятан в панцирь льда. Ты так горел огнем негодованья, Что трепетали злобные тираны. Их месть была жестока. Любовь - последнее земное обольщенье Покинула тебя. Толпа не раз Сердечные усугубляла раны, Хоть жил ты одиноко. К нам запоздалое пришло прозренье, Когда уж пробил твой последний час. Но смерть была как милость, а не злоВенец бессмертья увенчал чело.

Но если пожелаешь к нам вернуться Из сумрачной могилы, Чтоб повторить жизнь бедного скитальца, И если не изменят тебе силы, Собою явишь вновь пример страдальца Ведь наше бытие так изменилось. Какое состраданье, Когда всяк думает лишь о себе? Величие считается безумством, И равнодушие в сердца вселилось. Имеют здесь признанье Лишь мерзость сильных, и такой судьбе Нельзя перечить - это вольнодумство. Здесь предпочтенье цифрам - не стихам, И в этом сможешь убедиться сам.

Италия с тех пор не знала боле, О гений несчастливый, Певца, который бы с тобой сравнился, Оставив позади свой век постылый, Пока аллоброг гордый не явился. Он свыше наделен воображеньем, А не землей бесплодной. Без власти, без оружия пиит (Какая смелость!) избирает сцену, Чтоб всех тиранов вызвать на сраженье. А слог его свободный С подмостков жалких искренне звучит И страстью наполняет всю арену. Один без помощи клеймит он леность И нашей праздной жизни бренность.

Ко злу питая гордое презренье, Жизнь прожив безупречно, Ты избежал прихода худших дней. О мой Витторио, поэт сердечный, Сия страна не для души твоей. Не прожил бы и дня любой писатель Средь жалких пошляков, Где всяк печется о себе самом, А помыслы убоги и ничтожны. Древнейших рукописей открыватель, Буди же мертвецов, Коль спят живые беспробудным сном Для них души порывы невозможны. Сей грязный век позора и стыда Воспрянет или сгинет навсегда.

IV

НА СВАДЬБУ СЕСТРЫ ПАОЛИНЫ

Оставив отчий дом, Смех радостный и девичьи мечты Дар неба, скрасивший в твоих забавах Пустынный берег наш, объятый сном, Забудешь скоро ты о здешних нравах Средь будничных забот и суеты. От века черствого не жди пощады И знай, моя сестра, Что горемык немало В Италии несчастной. Но сынов Расти, чтоб были крепки, как кресало, А в душах было б место для добра. Пусть превзойдут отцов, Хоть жизнь имеет свойство Ценить скорее подлость, чем геройство.

Да будут твои дети Счастливей нас! Несчастных пожалей. Судьба для многих бедами чревата, И нет, пожалуй, никого на свете, Пред кем она была б не виновата. Жизнь наша в многогранности своей Вся подчиняется законам неба. Сестра, свое потомство Спаси от суеты, Чтоб сыновья не стали бы добычей Никчемных грез, да и пустой мечты. Не добродетель здесь, а вероломство В цене - таков обычай. Героев мы хулим, А как умрут, хвалу возносим им.

О женщины, от вас Немало ждет Отчизна. Ваши чары (Во вред иль благо племени мужскому) Всесильны, как и огнь прелестных глаз. И воину, и мудрецу седому Дано сердечные сносить удары И падать ниц пред вами в ослепленье. Я требую отчет От вас за все деянья. Зачем вы гасите своей рукой Душ наших дерзновенные желанья И прерываете мечты полет? Ужель не кто иной, А вы наш ум растлили И гордый дух Италии сломили?

Любовь одна способна Сподвигнуть на великие деянья И равнодушье в людях подавить. Она сердцами правит бесподобно И может бурю страсти породитьСтодь велико ее блистанье. Лишь души черствые любви не внемлют. К вам обращаюсь я, О девы! Сторонитесь Всех тех, кто пред опасностью дрожит. Лжецов и себялюбцев берегитесь, Бесстрастных к горьким бедам бытия. Всяк тот, в ком совесть спит, Презрения достоин. Пусть вдохновляет вас не трус, а воин!

О матери рабов, Для женщины страшней нет обвиненья, Чем укоризна за больное племя Тщедушных и пугливых подлецов. Как никогда, сейчас настало время Взрастить для Родины иное поколенье, Которое б достойно было предков. Одно преданье есть О смелости спартанцев, Которых девы провожали в бой. Нет, трусов не было средь новобранцев, И все они хранили свято честь. Коль погибал герой, Ему был ложем щит И кудри девы у его ланит.

Всесильной красотой, Виргиния, ты всех подруг затмила, Повсюду вызывая восхищенье. В те годы Римом правил деспот злой И жаждал твоего расположенья, Но холодность твоя его бесила. Весеннему цветению родитель Ударом в грудь клинка Сам положил конец. И ты в Эреб сошла по доброй воле, Сказав: "Благодарю тебя, отец! Судьба жены тирана столь горька, Что смерть мила мне боле. Из девственной могилы Пусть Рим черпает жизненные силы".