Владимир Марков: Гурилевские романсы. Поэма

В этом мире нам невольно,
Непонятно, неуютно,
Вот и ищем хоть крупицы
Света с той родной планеты
В сочетанье слов, в веснушке
На носу моей любимой,
Или, наконец, в прошедшем,
В старом выцветшем романсе,
В зайчике того, что было
И уже не повторится.

В этой комнате на стенках
Светотени от лампадки,
И в окно стучатся липы.
Стулья, важно подбоченясь,
Темнотою недовольны.
Свечку только что задули,
И она, ко сну готовясь,
Остывает и твердеет.
И роман французский дремлет;
В нем сафьянная закладка,
У очередной страницы
На ночлег остановившись,
Тихо с буквами болтает.
Только зеркало ни разу
Ночью глаз сомкнуть не сможет,
Отражая терпеливо
Каждый угол, каждый лучик.
На столе скучают перья
И молчат всю ночь шкатулки;
В тех шкатулках много писем,
Тихих, теплых, строгих, светлых.

Я б хотел начать поэму
О столе из этой спальни:
Что он думает, какие
У него друзья и сколько
Разных трещин и царапин
На его дубовой ножке.
И о трещинах подробно;
Об одной, о самой главной,
Что прилежной тонкой змейкой
Вдоль сухих волокон вьется,
Как река на пестрой карте.

А под тонким одеялом
Тело как бы потерялось,
Лишь лицо, уставясь в угол,
Смотрит остро, напряженно
На икону золотую
С потемневшим ликом Девы.
У стола — дорожки трещин,
У людей — морщинок сетки
Лица без морщин — чужие,
Словно чистый лист бумаги,
Словно вещь из магазина.
У нее на лбу морщину
Первого большого горя
Смерть отца напечатлела.
После первой ночи с мужем
В уголке виска, у глаза,
Пролегла одна бороздка —
Страха, разочарованья.
А сегодня появились
Неожиданно две новых
Там, где брови собирались
Уголком тупым сомкнуться,
И у губ, едва заметно,
Завтра, после пробужденья,
Обе сгладятся, исчезнут,
А покуда в них — страданье,
Просьба страстная, молитва.
За окном стучатся липы,
И минутная морщинка
Меж бровей ширококрылых
Углубляется, длиннеет:
Не жандармы ль? не за ними ль?
Но в саду черно и глухо.
Это ветер, ночь и думы
Страхи праздные рождают.
А в углу, из-за лампадки,
Два больших и светлых глаза
Смотрят ласково и скорбно
На подушку, где молитва
Из беззвучных уст струится.

— Благодатная Мария,
Любящих приют надежный,
Утешительница павших
И отчаявшихся пристань,
Ты все видишь, Ты все знаешь,
Ты плохого мне не хочешь,
Ниспошли… ему спасенье,
Дай спокойных сновидений.
Богородица Святая,
Поучительница темных
И не знающих дороги,
Если должно совершиться
То, что я готова сделать,
Дай мне знак простой и внятный.

Но в малиновой лампадке
Огонек не колебался,
И глаза смотрели кротко —
Так спокойно, так печально,
Словно скорбь в себя вобрали
Всех людей и всех столетий.

— Ты, наверное, не хочешь,
Чтобы я его любила.
У тебя в глазах равнина,
У него в глазах большое
И пылающее солнце.
От лампадки свет внезапно
Залил комнату, как снегом…
У Сената в день восстанья…
Снегом… с негой… с поцелуем…

Богородица не хочет,
Смотрит грозно, без привета.
Я не буду, я не буду.
От меня Она уходит!
Сквозь окно и через липы…
Я бегу за нею следом
С криком: Матушка-голубка,
Солнышко мое, постой же!
И она остановилась,
И сказала: Спи, родная.
Я заснула. Я заснула.
Я все сделаю, как хочешь.
Я заснула. Я заснула.
И спросить и он ответит:
Ты не знаешь? я не знаю.
Ты не помнишь? я не помню.

Хорошо не знать, не помнить.
Я вот знаю, сколько футов
Составляет ярд английский
И в каком году родился
Вольфганг Амадеус Моцарт;
Знаю всякое — и что же?
Мне от этого не лучше,
Мне от этого не легче.

Ведь совсем еще недавно
Люди к небу порывались,
И романтики учили,
Что в другом каком-то мире
Все не так, все по-иному.
Но столетье пролетело,
И следов иного мира
Не могу я обнаружить,
Оглушенный шумом-звоном
Переполненных трамваев
И истошных заголовков
Да синкоп безумной скачкой
По заезженным дорогам
Засоренного эфира;
И лети хотя б в ракете,
Не найдешь иного мира.
Все Америки открыты,
Белых мест на карте нету.
Только изредка, случайно,
Перед сном, когда не слышат,
С головой под одеялом
Бесполезно строишь планы,
Как бы написать поэму,
Где б герои появлялись
Только в легких очертаньях;
Все пунктиром, все не прямо,
Только слабые намеки
Расплывающихся красок,
Только контур от сюжета,
Только аромат от темы.
А за этим — словно отзвук
Колыбельного напева,
Музыкой темно-зеленой
В дрему тихо увлекая,
Листья липы, листья липы…