Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт

Заря улыбалась так розово,
Всеобнадежив, все озаря.
Мечты сердечного созыва
Незнали, чтолжива заря:
Так был правдив ее образ…
Но солнечный день — где?
Туман пожалел и, сдобрясь,
Колыхнул грезы к звезде.

Пейзаж ее лица, исполненный так живо
Вибрацией весны влюбленных душ и тел,
Я для грядущего запечатлеть хотел:
Она была восторженно-красива.

Живой душистый шелк кос лунного отлива
Художник передать бумаге не сумел.
И только взор ее, мерцавший так тоскливо,
С удвоенной тоской, казалось, заблестел.

И странно: сделалось мне больно при портрете,
Как больно не было давно уже, давно.
И мне почудился в унылом кабинете

Печальный взор ее, направленный в окно.
Велик укор его, и ряд тысячелетий
Душе моей в тоске скитаться суждено.

Мы встретились в деревьях и крестах,
Неразлученные в стремленьях и мечтах,

Но не промолвим мы друг другу ничего
И вновь расстанемся, не зная — отчего.

Вновь замелькают дни и, может быть, года,
Но мы не встретимся уж больше никогда:

Не разрешили мы, слиянные в мечтах,
Загадки ужаса в деревьях и крестах…

О, мне поверь, желанная: далече
Года любви, волнений и тревог,
Когда ждала в восторге нашей встречи,
Когда тебя не жаждать я не мог!

Теперь не то! а «то» исчезло где-то!
Вернется ль вновь — как утро, как заря,
Как вечный звук пасхального привета,
Как мореход на милые моря?

Грезы весенние…
Чувства осенние…
— Надо о чем-то забыть.
Жизнью мечтается…
Смертью карается…
— Все-таки хочется жить!

Трель соловьиная…
Песня совиная…
— Можешь ли душу согреть?
Что ты все в стороны
Смотришь? — «Там вороны…
Друг мой, сумей умереть…»

Она придет, сверкнет — исчезнет!
Она, минутная любовь!
И больше к жизни не воскреснет,
И не пробудит к жизни вновь!

А ты, влюбленный! как смешон ты!
Как жалок в «чувствах на обмен»!
Вдали свободны горизонты,
Достигнешь их — все тот же плен…

Где стоит дворец охотничий,
Властелин преданья недр,
Досыпает жизнь столетнюю
Чуждый всем деревьям кедр.

Близ охотничьего базиса,
Над рекою и ключом,
Полный снежного оазиса,
Он задумался… О чем?

Грезит вслух отчизной дальнею,
Одинокий сибиряк,
Как поверхностью зеркальною
Умирающий моряк.

В дни седые крепостничества
Распростилась с ним Сибирь,
И в саду Его Величества
Он разросся вдоль и вширь.

Помнит кедр работы плотников
Над отделкою хором,
Помнит он пиры охотников,
Веселившихся кругом.

Ах, не раз кончались бурными
Столкновеньями пиры!
Ах, не раз цветам над урнами
Наливалась кровь в дары!

Старый кедр видал здесь многое,
Что бы мог он рассказать,
Как и мельница убогая —
Дел минувшего печать.

Как и сам — вельможа в древности,
А теперь для всех холоп —
Дом, где, жертвой пьяной ревности,
Человек спускался в гроб…

Эти души неотпетые —
Привидений легион —
Бродят в парке, горько сетуя,
Проклиная павильон,

Где пиры чинились бранные,
Непутевые пиры,
Где бокалы многогранные
Шли до утренней поры,

Где любовницы-бездельницы
Разжигали в людях зло…
И теперь в саду у мельницы
Их несметное число.

Взволновали звуки скрежета
Их зубов столетний кедр.
Вопрошает старец: «Где ж это?
Из каких подземных недр?»

Но природа безответная
Мрачно хмурится вокруг.
Лишь река, одна приветная,
Отражает призрак вдруг.

Озарит луны луч палевый
Ей поверхность, и — глядишь —
Призрак просится вуалевый
В речки ласковую тишь.