Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт

И это же самое море,
Когда мне было семь лет,
Мне пело, мечты лазоря,
О встречах, которых нет…

Иоланта в брильянтах, Иоланта в фиалках,
Иоланта в муаре, Иоланта в бандо,
Иоланта в шантанах, Иоланта в качалках,
Иоланта в экспрессе, Иоланта в ландо!
Иоланта в идеях, Иоланта в болезнях,
Иоланта в страданьях, в кабаках и в нужде,
Иоланта в порывах и в восторженных песнях,
И в любви Иоланта! Иоланта везде!
Иоланта в Калуге, Иоланта в Сорренто,
Иоланта в Венере и во влаге цистерн,
В стилях, — в этих надмодных монументах моментам, —
В Rococo, в Renessans'e, в Louis XV и в Moderne!
Иоланта в варьянтах и контрастах религий,
Иоланта в метаньях, в заблужденьях, в труде,
В интервалах планетных, в каждом дне, в каждом миге,
И в тебе — Иоланта! Иоланта везде.
Иоланта в рокфоре, Иоланта в омаре,
Иоланта в Сотерне и в triple sec curasso,
Иоланта в Вольтэре, Иоланта в Эмаре,
В Мопассане, в Баркове, и в Толстом, и в Руссо!
Иоланта повсюду, Иоланта всеместна…
Что же это такое — Иоланта моя?
Ничего я не знаю, ничего не известно,
Но мне кажется, — это раздробленное «Я»!

Гостей любезно принимающий
В своей беззлобной стороне,
Сиренью мед благоухающий
Вы предложили к чаю мне.

О! вместе с медом просирененным
Вы предложили мне… весну! —
И Таню, смуженную Греминым,
Я вновь свободой оплесну.

И птицу, скрыленную клеткою,
Пущу я в воздух, хохоча,
И отклоню над малолеткою
Сталь занесенного меча…

Прощу врагам обиды кровные
И обвиню себя во всем,
И ласковые, и любовные
Стихи Ей напишу в альбом…

И вновь горящий, вновь пылающий,
Я всею воспою душой
Сиренью мед благоухающий,
Меня овеявший весной!

Ты говоришь: Татьяна Гремина
Совсем неправильно овсемена
  Как чудо девичьей души:
Провинциалочке, как водится,
Онегин по душе приходится
  Средь Митрофанушек в глуши.

Однако же, став дамой светскою,
Она — с душой ореха грецкого! —
  Его отвергла для того,
Чтоб отомстить ему за прошлое
И выставить причину пошлую
  Как… честь супруга своего.

Любовью сердца не онегена
И не любя совсем Онегина,
  Довольна партией своей.
Да, Танечка, до брака — Ларина,
Довольно скверно переварена
  Мозгами наших матерей…

Смешно бы обвинять Евгения
За нежное его презрение
  К причудам девочки-дичка.
Лишь Таня сделалась Татьяною, —
Он вспыхнул всей душою рьяною,
  Но лицемерно, свысока.

Ответила княгиня Гремина,
Та, кто в мечту страны овсемена:
  — Другому буду век верна.
Как это холодно и каменно!
Любовь воскликнула бы пламенно:
  «Я рада, что тебе нужна!»

Когда мне пишут девушки:
  «Его светозарности»,
Душа моя исполнена
  Живой благодарности.

Ведь это ж не ирония
  И не пародия:
Я требую отличия
  От высокородия!

Пусть это обращение
  Для всякой бездарности…
Не отнимай у гения
  Его Светозарности!

Моя ль душа, — душа не короля?
В ней в бурю, — колыханье корабля.
Когда же в ней лазорие и штиль,
Моих стихов классично-ясен стиль.

Тенденциозной узости идей,
Столь свойственных натуре всех людей,
Не признаю, надменно их презрев,
В поэзии своей ни прав, ни лев…

Одно есть убежденье у меня:
Не ведать убеждений. Не кляня,
Благословлять убожество — затем,
Дабы изъять его навек из тем…

Я не люблю людей, но я им рад,
Когда они мне рады — вот мой взгляд.
Не верю им и гордо, свысока,
Смотрю на них, к тому ж издалека.

Вступать в ряды людей — не мой удел,
Но вот я строй омаршить захотел, —
И я пою, движение любя;
Они идут, чем тешу я себя.

А стоит мне сильнее захотеть, —
И будут люди вечно жить и петь,
Забыв про смерть, страдания и боль:
Ведь я поэт — всех королей король!

Во всем себя вы в жизни сузили,
Одна осталась вам игра:
Самообманы да иллюзии, —
Убогой жизни мишура.