Давид Бурлюк - Четыре птицы

Сердце — ясное, росное,
Звучное, сочное.
Сердце — серны изгибные вздроги.
Сердце — море молочное. Лейся.
Сердце голубя —
Сердце мое. Бейся.

Звенит вода хрустальная,
Журчальная вода.
Моя-ли жизнь устальная,
Устанет мчать года.
Я жду чудес венчающих,
Я счастье стерегу.
Сижу в ветвях качающих
На звонком берегу.
  Цивь-цью-чок.
  Чтрррь-йю. Ю

Ведь есть где-то дверца
Пойду отворю.
Жаркое сердце.
Отражает зарю.
  Плль-плю-ций.
  Ций-тюрьлью.
Солнцень вью.
Утрень вью.
Ярцень вью.
Любишь ты.
Я люблю. Ю.
  Ций-йю-чок.
  Чок-й-чок..

В шелестинных грустинах
Зовы песни звончей
В перепевных тростинах
Чурлюжурлит журчей.
  Чурлю-журль.
  Чурлю-журль.

В солнцескат костер
Не горит — не потух
Для невест и сестер —
Чу. Свирелит пастух.
  Тру-ту-ру.
  Тру-ру-у.
  Ту-ту-ту.
  Туру-тру-у.

Вот еще один круг
Проницательный звучно.
Созерцательный друг
Неразлучно.
  Туру-тру-у.
И расстрельная трель.
  Ций-вью-й-чок.
  Чтрррь-йю, Ю.
И моя небовая свирель.
  Лучистая
  Чистая
  Истая
  Стая.

Певучий пастух.
Соловей-Солнцелей —
Песневестный поэт.
И еще из деревни перекликный петух.
Рыбаки.
Чудаки.
Песнепьяницы.
Дети на кочке.
Играют.
Катают шар земной.
Поют:
  Эль-лле-ле.
  Аль-ллю-лю.
  Иль-лли-ли.

Ясный пастух одинокому солнцу
Над вселенной глубинами
Расточает-звучально любовь
Как и мы над долинами,
  Туру-ту-ту.
  Туру-тамрай.
Эй. соловей, полюби пастуха
Позови его трелью расстрельной.
Я — поэт, для живого стиха.
Опьяню тебя песней свирельной.
  Хха-рра-мам —
  Иди к нам.

В чем судьба — чья.
Голубель сквозь ветвины.
Молчаль.
Все сошлись у журчья,
У на горке рябины.
Закачает качаль.
Расцветится страна,
Если песня стройна,
Если струима струна
И разливна звенчаль
И чеканны дробины.

Вот смотри:
На полянах
Босоногая девушка
Собирает святую
Траву Богородицы.
В наклонениях стана,
В изгибности рук —
Будто песня.
И молитву поет она:
  Бла-го-сло-ви

Давайте подумаем:
Если в сердце любовь затаю,
Разве песня не вырвется.
Все — для песни. Для песни кую.
Мы — поэты. Мы — знаем.
Пой соловей. Пой пастух. Я пою Ю.

Черный царь плясал перед народом
И жрецы ударили в там-там.
И черные жены смеялись смелей
И губы у них отягчал пэлелэ!.
И с нескромным самоварчиком
И с крылышком дитя.
Оно, о солнце-старче, кум,
Нас ранило шутя.
Лишь только свет пронесся семь,
Семь раз от солнца до земли,
Холодной стала взором темь,
И взоры Реквием прочли,
Черный царь плясал перед народом
И жрецы ударили в там-там.

На эти златистые пижмы
Росистые волосы выжми.
Воскликнет насмешливо — Только?
Серьгою воздушная ольха.
Калужниц больше черный холод,
Иди, позвал тебя Рогволод.
Коснется калужницы дремя,
И станет безоблачным время.
Ведь мною засушено дремя
На память о старых богах.
Тогда серебристое племя
Бродило на этих лугах.
Подъемля медовые хоботы,
Ждут ножку богинины чеботы.
И белые ель и березы,
И смотрят на небо дерезы.
В траве притаилась дурника,
И знахаря ждет молодика.
Чтоб злаком лугов молодиться,
Пришла на заре молодица.
Род конского черепа кость,
К нему наклоняется жость.
Любите носить все те имена,
Что могут онежиться в Лялю.
Деревня сюда созвана,
В телеге везет свою кралю.
Лялю на лебеде
Если заметите,
Лучший на небе день
Кралей отметите.
И крикнет и цокнет весенняя кровь:
Ляля на лебеде — Ляля любовь.
Что юноши властной толпою
Везут на пути к водопою
Кралю своего села
Она на цветах весела.
Желтые мрачны снопы
Праздничной возле толпы.
И ежели пивни захлопали
И песни вечерней любви,
Наверное, стройные тополи
Смотрят на праздник в пыли.
Под именем новым Олеги,
Вышаты, Добрыни и Глебы
Везут конец дышла телеги,
Колосьями спрятанной в хлебы, —
Своей голубой королевы.
Но и в цветы запрятав низ рук,
Та, смугла, встает, как призрак.
«Ты священна, Смуглороссья», —
Ей поют цветов колосья.
И пахло кругом мухомором и дремой,
И пролит был запах смертельных черемух.
Эй! Не будь сурова, не будь сурова,
Но будь проста, как вся дуброва.