Приди, о буря, не щади сухих моих ветвей,
Настало время новых туч, пора иных дождей,
Пусть вихрем танца, ливнем слез блистательная
ночь
Поблекший цвет минувших лет скорей отбросит
прочь.
Пусть все, чему судьба – уйти, уйдет скорей,
скорей!
Циновку ночью расстелю в моем дому пустом.
Сменю одежду – я продрог под плачущим дождем.
Долину залило водой, – неймется в берегах реке.
Как вздох жасмина, голос мой летит, теряясь
вдалеке,
И как бы за чертою смерти проснулась жизнь
в душе моей.
Дожди иссякли, зазвучал разлуки голос одинокий.
Собрать напевы срок настал, – перед тобою путь
далекий.
Отгрохотал последний гром, причалил к берегу
паром, —
Явился бха́дро [77], не нарушив сроки.
В кадамбовом лесу желтеет пыльцы цветочной
легкий слой.
Соцветья ке́токи [78]забыты неугомонною пчелой.
Объяты тишиной леса, таится в воздухе роса,
И на свету от всех дождей – лишь блики, отблески,
намеки.
Влекомый чарами срабона, незримый в тусклом
свете дня,
Бесшумней ночи затаенной, ты шел, молчание
храня.
Чтоб скрыть завесой темноты позор небесной
наготы,
Под утро появился ты, лазурь туманами темня.
Бесщебетны лесные чащи, угрюмо заперт
каждый дом.
О, кто ты, – тихо уходящий своим таинственным
путем?
О друг мой, друг мой одинокий, я дверь открыл
во мрак глубокий, —
Не проходи, как сон далекий, бесстрастно миновав
меня!
Снова подходит ашарх, заоблачив небо кругом.
Благоухает ветер дождем.
Старое сердце мое сегодня бьется живее, дышит
свободней.
В тучах густых пробуждается гром.
С места на место переходя, в поле темнеют тени
дождя.
«Пришел, пришел», – душа смеется. «Пришел,
пришел», – душе поется.
Он в глазах моих, в сердце моем.
О туча, в тайнице укромной несущая мглу
и дожди, —
Всей нежностью – темной, огромной – ты сердце
мое услади!
Вершину горы освежая, тенями сады окружая,
Во мглу небосвод погружая, громами затишье буди.
О туча, промчись над рекой, что плещется
жалобным плачем,
Там роща томится тоской, объята цветеньем
горячим.
Изжаждавшихся утоляя, зарницами путь осветляя,
Приди, о приди, умоляю, в горящую душу приди!
Явилась толпа темно-синих туч, ашархом
ведо́ма.
Не выходите сегодня из дома!
Потоками ливня размыта земля, затоплены
рисовые поля.
А за рекой – темнота и грохот
грома.
Слышишь: паромщика кто-то зовет, голос звучит
незнакомо.
Уже свечерело, не будет сегодня
парома.
Ветер шумит на пустом берегу, волны шумят
на бегу, —
Волною волна гонима, теснима, влекома…
Уже свечерело, не будет сегодня парома.
Слышишь: корова мычит у ворот, ей в коровник
пора давно.
Еще немного, и станет темно.
Взгляни-ка, вернулись ли те, что в полях с утра, —
им вернуться пора.
Пастушок позабыл о стаде – вразброд
плутает оно.
Еще немного, и станет темно.
Не выходите, не выходите из дома!
Вечер спустился, в воздухе влага, истома.
Промозглая мгла на пути, по берегу скользко идти.
Взгляни, как баюкает чащу бамбука вечерняя
дрема.
Рухнул грохот огромного до́мору [79], ночь смятеньем
объята.
Инжирная роща под ветром дрожит на краю
небоската.
Лепет речной, трепет лесной, шелест ручья
в темноте ночной
Сливаются в гул отдаленный, в напев саньяси-
срабона.
Желто-красным цветением рощ в упоении дышит
мгновенный ветер.
Блещет молний изломанный луч, – некий демон,
свиреп и могуч,
Бешено пляшет, ломится спьяну в капище туч.
К роще моей души, истомясь разлукой, она идет
в ночной тени.
Бубенчики ее браслетов в моей крови звенят:
рини-рини.
Сердце трепещет в порывах жгучих, гром
пробудился в тучах.
Отзываются звоном цикады: джини-джини.
В роще моей – ливень взахлест,
ни луны, ни звезд.
Не замечающая ничего, со следа сбивается своего, —
С дороги тайной, где мрак бескрайный и молний
быстрые огни.
Она подарила мне первый цветок поры дождей,
И первую песню этой поры я отдал ей.
Напев мой – окутан темнотой, облачной тенью
густой,
Он – первый росток, золотой колосок на ниве моей.
Сегодня я был осчастливлен твоей добротой,
А завтра корзина твоя, может быть, будет
пустой,
Но река твоего отчужденья глухого принесет тебе
снова и снова
Золотую ладью – песню мою, что все горячей,
все нежней.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу