Василий Сумбатов - Прозрачная тьма - Собрание стихотворений

Земля! Земля! – деревья шумно вторят,
Щетину травки видя под собой,
А воробьи веселою гурьбой
В широкой луже плещутся и вздорят,
И солнце блещет на воде рябой.

Какое за ночь совершилось чудо! –
Еще вчера белела седина
Зимы везде, – сейчас уже видна
Земля под травкой ярче изумруда.
Привет тебе, апрель! Привет тебе, весна!

Мимо весна пролетала,
Бросила что-то в окно.
Думал – пылинка, а это – зерно! –
И на глазах моих стало,
Будто в земле, раскрываться оно.

Чудо! Без солнца и влаги
Вдруг появился росток,
Будто зеленый пополз червячок
Вдоль по линейкам бумаги,
По пустоте ненаписанных строк.

Миг – и прорезались почки,
Соком живым налиты,
Миг – и, как будто упав с высоты,
Блещут на белом листочке
Гаммою красок волшебных цветы.

Радуга или растенье?
Где я? В каком я краю?
Краски и запах – как будто в раю!..
Или опять вдохновенье
Вздумало жизнь разукрасить мою?

Уныло стлался луг бескрасочным ковром,
Понурясь, лес стоял, безжизненный и бурый, –
Душил красу земли, гасил цвета кругом
Сын октября – туман, слепой, холодный, хмурый.

Но солнца яркий луч, – как золотистый жук,
Прорвавший паутин натянутые сети, –
Пронзил тумана муть, взглянул на лес и луг,
И вспыхнули они в живом горячем свете.

Всё – золото, парча, багрянец и янтарь,
И капельки дождя – как камни дорогие!
Осенней ризы блеск! Так одевались встарь
В торжественные дни владыки Византии.

Именами любимых отмечена
Половина минувших годов, –
Сколько счастья и радостей встречено,
Поцелуев и ласковых слов!

Дорожит ими память капризная, –
Вспомнишь имя – и вспомнится год,
Пролетавший тогда над отчизною,
И улыбкой душа расцветет.

А в другой половине минувшего
Не запомнилось милых имен, –
Там – лишь тени всего потонувшего,
Там – подводного Китежа звон.

И звучит этот звон укоризною:
Отвернулся! Забыл! Изменил!..
Но не трогают память капризную
Голоса из подводных могил.

В Милан из Рима торопясь, экспресс
Гремит и в щебень вдавливает шпалы.
Холмы, лощины, обнаженный лес,
Кой-где цветок печальный запоздалый.

Под ветром злым из заальпийских стран,
Уже покрытых ранними снегами,
Над Тразименским озером туман
Скользит, и рвется, и летит клубами.

Так легионы римские рвались
Под яростным напором Ганнибала.
Здесь под слонами берега тряслись,
Как под колесами вагона – шпалы.

Но не слонов, не римлян и не бой
Рисует память, а совсем другое:
«Историка» и класс я вижу пред собой,
И «отвечаю» я о Тразименском бое,

И, отвечая, думаю о «ней», –
Да, да! – о ней. Прости меня, Фламиний! –
Ведь нынче – в отпуск, – вечер у друзей,
И встреча с ней, и взгляда пламень синий.

– Нынче опять годовщина потери! –
Утром сказал календарь,
И распахнулись тяжелые двери
В пеструю прошлую даль:

В облачном флоте на дымчатом небе –
Смена цветистых ветрил,
Леса далекого яшмовый гребень
В локонах рыжих зари,

Справа и слева – солдаты рядами,
Сзади – блестящий сугроб,
Посередине – в зияющей яме –
Грубо сколоченный гроб.

В мерзлой земле неглубока могила,
Снега – на сажень зато! –
Многих зима без могил схоронила
В этой долине пустой.

Снежные комья, мерцая опалом,
Вместе с землею летят…
Тридцать пять лет с того дня миновало!
Скоро увидимся, брат!

Еще видна луна холодная
Сквозь дымку тучки кочевой,
А уж заря багрянородная
Раскрыла веер лучевой,

И посеревшие, тревожные
Ручьи последней темноты
Бегут в канавы придорожные,
Уходят в землю, как кроты.

Всё оживает, просыпается,
И ветер – вечный баламут –
В траве росистой кувыркается
И морщит рябью светлый пруд.

Всё к свету тянется, довольное,
Что стаял мрака черный лед,
И песню утреннюю, вольную
В лесу незримый хор поет.