Василий Сумбатов - Прозрачная тьма - Собрание стихотворений

Трусость, что ли, перед болью новой?
Или просто старость наступила? –
Ведь суровей участи суровой
Быть не может. Худшее уж было.

Легко сказать: Бодрись!
Легко сказать: Забудь!
А если круто вниз
Сорвался жизни путь?

А если я – изгой?
А если я – один?
А если я грозой
Снесен с родных вершин?

Ведь нет подняться сил,
Ведь сломано крыло,
Ведь я не позабыл.
Как наверху светло!

Кудри на ночь расчесала
Гребнем синих гор заря,
Улыбнулась и пропала,
Удалилась за моря.

Выползает мгла седая
На луга, покинув лог,
И темнеет, увядая,
Бледный вечера цветок.

Тишина, раскинув сети,
Ловит, душит каждый звук,
Только резвый вольный ветер
С кем-то шепчется вокруг.

Небеса темнеют быстро,
Россыпь звездная видна
И мерцает – будто искры
В чаше синего вина.

Какая ночь! Какие ароматы
Она с собой на землю принесла!
Внизу цикад рокочут мандолины,
И шепчут травы на лугу покатом
Спускающейся к озеру долины,
А в море неба – звездам нет числа!

Лежу на свежем шелковистом сене,
И кажется, что я лежу на мягком дне,
Что плещут струи – теплые, густые,
Но легкие, как аромат, как тени, –
Что не оркестр цикад, а звезды золотые
Звенят-рокочут в синей глубине.

Как марш надоевший старинный,
Равняющий поступь веков,
Стучит равномерно и чинно
Холодное сердце часов.

А сердце другое – живое –
Стучит на особую стать, –
Ритмического покоя
Не хочет оно соблюдать.

Над городом пышные зори,
Но что мне сегодня до них? –
Ведь ими нельзя разузорить
Холодный бескрасочный стих!

Холодный, бескрасочный, черствый!..
Как высказать то, чего нет?
Уму не хватает проворства
Снять четкий с виденья портрет.

Мелькнуло, сверкнуло и скрылось,
Пойми, догадайся, схвати!
Напрасно ты, сердце, забилось, –
К виденьям пути не найти.

Но сердце горячее бьется
Толчками, прыжками в груди,
Твердя мне: Дорога найдется!
Ты духом не падай! Иди!

И я был когда-то крылатым,
И раны от вырванных крыл,
Как память о небе, мне святы,
И я их ничем не лечил.

Ношу их, как носят вериги, –
Чтоб грешную плоть умерщвлять,
Чтоб даже в счастливые миги
О песнях небес горевать.

И горестей нету огромней,
Чем та, что я крыльев лишен,
Что песен небесных не помню,
Что песни и крылья – лишь сон.

Свод неба нынче синий-синий,
И в тучах – перелив опала,
И солнца золотистый иней
Осыпал пиний опахала,
И, будто ради карнавала,
Зажглись фонарики глициний.

Весна своей волшебной властью
Кладет конец тоске, ненастью,
Холодной мокрой серой скуке
И открывает двери счастью, –
Во всех лучах и в каждом звуке –
Ее ласкающие руки.

Цвела весна, и я был светел
И обручился сердцем с ней,
Но ледяной повеял ветер,
И больше нет весны моей.

То дождь, то снег. В оконной раме
Октябрьски-мутен мая взгляд,
Не слышно птиц, и лепестками
Цветов убитых плачет сад.

Весна, весна! зачем обману
Ты поддалась седой зимы?
Зачем мы встретились так рано?
Зачем с тобой слюбились мы?

Так горько – счастья не дождаться,
Но горше всех земных отрав –
Дождавшись, сразу с ним расстаться,
Едва вкусив, едва познав.

Печальные замедленные звоны –
Донн! – и молчание, и снова грустно: Донн!
Фигуры темные идут со всех сторон
К чуть освещенной церкви. Мефимоны.

Горят пять-шесть свечей. Колышется в лампадах
Неяркий грустный свет. Пришел Великий пост!
Напев святых молитв проникновенно-прост.
У всех смиренье теплится во взглядах.

Дьячок читает «господи помилуй!»
Так часто, что слова звучат как «оспомил»…
Под сводами вверху не вьется дым кадил,
Там – полумрак торжественно-унылый.