Ту. Очевидно происхождение от наречия тут. Значение — указания — ту-склый = стеклянно-блестящий; Ту-ман = заманивающий; Ту-лово — главная часть тела (как го-лова = верхняя часть); Ту-земец = коренной житель страны; Ту-мак = удар — цель маха.
Па. Значение: бывший объем извне сжатого в образе понятия, закл. в слове к которому па приставлено
Это опять таки не видоизмененное потак как замены одной приставки другою быть не может; по означая действие протекающее во времени, всегда и подчинено этому времени Так, в словах полуда, погонщик, порыв. последователь, послух, поклон, все время главенствует глагольное речение и самостоятельность значений этих слов сомнительна. Иначе говоря — приставка здесь присоединена механически и не имеет самостоятельного значения, она слышна здесь и не привилась к понятию ей облекаемому. Между тем в словах: пазуха = место, занимаемое приподнятой дыханием грудью, палуба = покрытая лубом часть корабля, пастырь = пастух душ, священник (нем. пасторь?), пасынок = заменяющий сына, падчерица = дочь, паморок = глубина сознания.
Также помнить и память, где для одного поняла понадобились разные оттенки при словопроизводстве, значение при котором стоить приставка подчинено ей до полного обновления его понятия.
Го: значение высоты в точном и переносном смысле. Гореть = подниматься вверх, возноситься. Гора = поднятая поверхность земли. Гордый = высокородный; город = строился на возвышении; Государь = Высокий судья; Голова = верхняя часть тела. Гоп = восклицание при прыжке.
Я. значение: объема . б. м. остаток вспомогательного глагола «яти», сохранявшегося в производных веять, поять, лиять. рьять, сеять; наконец: брать, звать, спать и т. д.
Слова: ящик, яма = обнимающие: ямки = ухват; якорь = цепляющийся за корье; ястреб = берущий падаль — стребу; язва = раскрывающая зев; ялая, яловые = пустая внутри; ядро = внутренности шара.
Новизна этих приставок дает нам только лишнюю уверенность в ненужности всяких филологических изысканий, так как, не будучи зарегистрированы официальным языковедением, они своей наглядностью грызут внутренности языковеда, мечтающего о диете грамматических сухариков.
Поэтому пусть и впредь они останутся запретными для его ежедневного супа глупости. На основании закона об авторском праве, мы запрещаем пользоваться ими кроме как в стихах и тем более вносить их в списки каких бы то ни было руководств и пособий.
16 октября 1916.
(Обзор Временника. Книжное поле)
— Движение стихоловства захватывает все более крепостей у высохшего языка, запаленного бегом пространств человечества. Попытки выйти из трех измерений: рифмы, размера и содержания приняли массовый характер общего гула взволнованных поэтических толп. По большей части они не идут дальше усвоения внешнего вида предводителей, что часто бывает смешно и уродливо. Поэтические маленькие Цахесы Цинноберы усвоили тон победы, как реплику, подслушанную нами в малороссийском селе: грудной ребенок, спавший на руках матери (поэзии?) вдруг сказал басом: — «Мама, дай с…, а то батогом!».
— Исследование закона времени В. В. Хлебникова все более определяется как закон мира. Между тем неслышные результат этих исследований крадутся кабинетами ученых. Не удивимся, если присвоенный кем-либо, он неожиданно появится в чьей-нибудь «общедоступной» теории, как «давно подозреваемое» четвертое измерение.
— В «Русских Ведомостях» В. Я. Брюсов, разбирая стихи г. Эренбурга, ни с того ни с сего, обернулся с окриком (страха?) на авторов «Трубы Марсиан», обозвав ее «грубым оригинальничаньем». Мы не ставим в упрек это человеку, раздраженному дружными лаем критиков, почуявших слабость волчьих зубов, но удивляемся почему В. Я. Брюсов не подтвердил своей мысли разбором обращенного к его поколению обвинения? Неужели страницы обслуживаемой им газеты диктуют и ему темы его критических обращений?
— Изданное и-вом Центрифуга « Распевочное единство » явилось странным опытом саморекламы издателя на могиле не могущего защититься автора. Замышленная, очевидно как боевое выступление в области исследования стиха, написанная великолепно горящим языком, с острыми и самобытными терминами, с новизной основных положений, книга эта издана г. Бобровыми в виде ученической работы, снабженной снисходительным предисловием с одной стороны и комментариями с другой. Такой псевдо-научный сандвич конечно съеден псевдо-ученым рынком с охотой и уже одни благожелательные отзывы о ней филистеров могли бы возмутить всякого не помышляющего о славе благонамеренной учености. Кроме такого извращения умышленной внешности творения одного из самых молодых и горячих участников «Лирня» неприятно и грустно видеть как комментатор заботится об издании своих комментариев, якобы предвосхищающих мысли оригинального творения, а не о нем самом, хотя бы наприм. печатая титульный лист комментарий крупнейшим шрифтом и помещая свой личный автограф на обложке.
Читать дальше